Читать книгу "Последняя загадка парфюмера - Антон Грановский"

– Они точно принадлежали Брокару?

– К сожалению, утверждать невозможно. Инвентаризацию имущества Брокара никто не проводил. После революции многое было разграблено. Однако я не думаю, чтобы кто-то из революционных матросов уволок отсюда брокаровские часы, а на их место поставил новые. Вот на то, чтобы сбить с дерева дорогую инкрустацию, у них сил хватило.

Лиза подняла руку и глянула на свои часики.

– Надо же, – удивленно проговорила она, – идут точно. Их давно ремонтировали?

– Лет двадцать назад, – ответила Инна Львовна. – Механизм первоклассный. Они будут так же точно отмерять время, даже когда нас с вами не будет на земле.

– Может быть, – согласился Глеб. – Что ж, пожалуй, здесь нам больше нечего осматривать.

– А я вам сразу сказала – никаких интерьеров здесь нет.

– И, к сожалению, оказались правы. Спасибо, что пустили, Инна Львовна.

– Мне это было не сложно. Хотя… если честно, я слегка нарушила инструкцию. Но когда сидишь здесь часами в полном одиночестве… – Инна Львовна сделала несчастное лицо и красноречиво вздохнула.

– Да, вас можно понять, – сказал Глеб. – При случае снова зайдем к вам в гости.

– Буду рада, – сказала Инна Львовна и поправила выбившийся из прически локон плавным и очень женственным движением; впрочем, слишком изящным для ее грузной комплекции.

* * *

На улице Глеб закурил, а Лиза распустила волосы.

– Зловещая женщина, – проговорил он. – Особенно эта ее реплика про часы, которые будут идти, даже когда нас не будет. Так и представил себе, как они тикают – в пустоте, после конца света.

– И не говорите, – поморщилась Лиза. – Мне до сих пор не по себе. – Она посмотрела на сизое облачко дыма, расплывающееся в воздухе, и спросила: – Ну куда теперь?

– Куда хотите, – ответил Глеб. – Можно прогуляться по Красной площади и выйти к реке. Как вам такой маршрут?

– Я за.

– Тогда двинули?

Погода была пасмурная, но изредка сквозь пелену туч проглядывало солнце. В такие мгновения тени, падающие на брусчатку площади, делались резче, а на губах Лизы появлялась блуждающая улыбка.

По пути Глеб рассказал девушке о смерти коллекционера Дзикевича и пропаже картины Брейгеля «Опасность обоняния».

– Н-да, дела, – сказала Лиза, когда он замолчал. – Прямо детективная история. Я с самого начала знала, что во всем виновата картина. Но как, по-вашему, их убили?

– Понятия не имею, – ответил Глеб. – Ваш дядя умер от испуга, Дзикевич – тоже. Вот все, что я знаю.

– Напугать до смерти взрослого мужчину – дело нешуточное, – сказала Лиза. – Послушайте, а может, их пытали? Сердце могло не выдержать боли.

– Следов пыток нет, – возразил Глеб.

Некоторое время они шли молча. Потом Корсак снова заговорил. Голос его звучал задумчиво и неуверенно:

– Знаете, когда я был в квартире у Дзикевича, я что-то почувствовал.

– Что почувствовали?

– Не знаю, как объяснить… Вам страшно ходить одной по ночной улице?

– Конечно!

– А чего вы боитесь?

Лиза пожала плечами:

– Не знаю. Темноты, теней, того, что скрывается в этой темноте. Да всего! Я где-то читала, что боязнь темноты у нас заложена в генах. Еще со времен первобытных предков. Им-то ведь точно стоило опасаться. В темноте мог скрываться настоящий зверь.

При упоминании о звере Глеб нахмурился, и от взгляда Лизы это не укрылось.

– Что? – взволнованно спросила она. – Вы что-то видели?

Глеб покачал головой:

– Нет, не видел. Но почувствовал. Какой-то запах. Запах живого существа. Так мне, по крайней мере, показалось.

– Это был человек?

– Не знаю, вряд ли. Это не было похоже на человеческий запах.

– Чушь какая-то, – хмыкнула Лиза. – Там что, пахло псиной?

– Нет.

– Чем же там пахло?

Глеб затянулся сигаретой и небрежно махнул рукой:

– Зря я об этом заговорил. Мне просто что-то почудилось, только и всего.

– Странный вы, – задумчиво произнесла Лиза. – И друзья у вас странные.

– Угу. – Глеб усмехнулся. – Кстати, насчет друзей. Вы бы позвонили Пете Давыдову. Он волнуется.

– С какой стати ему волноваться?

– Кажется, он решил, что у вас с ним роман.

Лиза наморщила носик:

– Ну вот еще! Мало ли что он решил.

– Но он страдает.

– Мужчина должен страдать из-за женщины. Это нормально. И, кстати, очень продуктивная для таких творческих натур, как ваш Петя.

– У вас просто каменное сердце, – заметил Глеб.

– Конечно. Я ведь женщина!

– И, судя по всему, умная, – сказал Глеб, исподволь разглядывая ее нежный профиль.

Лиза улыбнулась и покачала белокурой головой:

– Нет. Просто красивая. А какую бы глупость ни сморозила красивая женщина, мужчина, даже самый умный, будет слушать ее, раскрыв рот. Таков закон джунглей.

– Вы не только философ, но и психолог.

– Угу. А еще я неплохо готовлю и умею вышивать крестиком. Как кот Матроскин. Хотите, и вам что-нибудь вышью? Или приготовлю?

– Спасибо за предложение. Когда-нибудь я вам его припомню.

– Только особо не затягивайте. Вот выйду замуж за Долгоносика и буду готовить только ему.

Глеб хмыкнул:

– Что за глупые фантазии?

– А что, думаете, не выйду? Еще как выйду! Красивые женщины сумасбродны и выходят замуж только за уродов. Это еще Достоевский подметил.

– Не выдумывайте. И ни за какого Долгоносика вы не выйдете. Вы выйдете замуж за хорошего парня.

– За журналиста, например, – сказала Лиза, с лукавой усмешкой поглядывая на Глеба.

– Я ведь сказал «за хорошего», – напомнил Глеб. – При чем тут журналист?

– Ну да, вы правы. Журналисты – народ неприятный. А Долгоносик меня обожает. И страшно ревнует. Как будто имеет на это право.

– Обычно на это не спрашивают разрешения, – заметил Глеб.

– А следовало бы, – строго сказала Лиза.

Беседуя, они подошли в реке. Подул ветер, и волосы Лизы взвились над головой, как языки огня.

Холодный ветер от лагуны.

Гондол безмолвные гроба, —

задумчиво произнес Корсак, глядя на воду.

Лиза удивленно на него посмотрела. Потом вдруг спросила:

– А вы были в Венеции?