Читать книгу "Трудно быть замполитом - Бебель"

правда, все равно до несъедобного состояния пережигают, но зато начинка глиной не отдает.

Видать, из такого способа хранения продуктов со временем и придумали привычные пироги, пирожки и всякие там расстегаи.

Путь до сарая, где я намеревался проспать до обеда, оказался оккупирован костерком с сохнущей над дымом рыбой и хитрой рожей старосты. Вернувшись с рыбалки, хозяин явно поджидал меня.

— О, дружище! — излучая дружелюбие, мужик привстал с полена. — Чего застыл, садись! Пиво настоялось, молодое да с рыбехой, не дело такой пир да без компании. Та не робей, садись!

Едва не насильно усадив меня рядом, он сходу всучил кувшин зеленоватого желе. Не дожидаясь ответа, он зашел с козырей:

— Ну и личина у тебя, брат, всех баб на деревне попугал. У колодца только и судачат, что о уродстве твоем. Так гдеж тебе так рожу исполосовало?

Пф, не на того нарвался, дядя… Прощупать он меня решил, наивный. Сам кого хочешь прощупаю.

— Это я пока из мамки вылезал, поранился. А тебе где руку оттяпали? В том же месте потерял?

Староста, которому едва за сорокет стукнуло, потеребил пальцами пустой рукав рубахи. Ниже локтя левая рука отсутствовала.

— …Грубишь ты. Нехорошо, оно приветливого хозяина задаром обижать.

— Ага, хуже только гостей за идиотов держать. Мужик, давай без игр, с чего тебя на щедрость потянуло? Три дня ты меня в упор не замечал, а тут вдруг на рыбалку сбегал, открыл пиво и стал меня поджидать?

— А с чего ты решил, что я…

— Не гони динаму, дядя! В жизни не поверю, что бывший наемник вот так, по доброте душевной укроет у себя незнакомцев. Особенно, когда их обвиняют в убийстве. Ведь так тебе плащи сказали, когда через деревню проезжали? Что мы убийцы, верно?

Мужик прищурился, гадая, откуда я понял про его прошлое. Вздохнув, я дал подсказку, почесав едва заметную мозоль на своем подбородке. У мужика была такая же, но чуть ниже.

— Ха, и то верно, шрам от застежки на шлеме… Но доспехи-то и гвардейцы с разбойниками носят.

— Бандита никогда не выбрали бы старостой, а гвардеец не стал бы врать бывшим сослуживцам. Короче, давай без игр, чего тебе от меня нужно?

— От тебя? Ничегошеньки. А вот от девицы твоей надо. От железновласой, что поведушничает, да приплод моего семейства спасает.

— И не смущает, что за нас аж десяток золотом объявили? Не страшно таких на постое держать? Тыж знаешь, что за укрывательство полагается, а?

— Ну чтож теперь, душегубить вас, плащам сдавать? То что вас убийцами нарекли то такое, знаю я, как у лордов дела делаются…

— А если я скажу, что мы правда невиновны? Что нас по ошибке обвинили, что мы и мухи в жизни не обидели? Что меня лично дети дома дожидаются, что если я через неделю не объявлюсь, они с голоду пухнуть начнут?

Вот тут и случилось пробитие, мужик нервно облизнул губы и на мгновение отвел взгляд. Он легко смирялся с нашей виновностью, но предполагаемая невиновность ему как серпом по яйцам. Что это значит? Да нихрена хорошего!

Не зря у меня паранойя разыгралась, он нас реально подставить собрался, в расход пустить. Вопрос только, как и для чего?

Едва я готовился раскрутить дядьку и вытащить из него все, как из дома показалось бледное лицо Серины:

— О, какая милота, пиво, рыба… Загляденье. Ну вы сидите-сидите, я попрошу младенца повременить с рождением, негоже такую идиллию прерывать.

— Рожает?! — староста аж вскочил. — Уже?!

Вовремя, блин, ничего не скажешь.

Мужчина побежал тормошить дочерей, оставляя меня наедине с пивом и хреновым предчувствием, которое с каждой минутой становилось только дерьмовее.

***

К вечеру, когда вопли девушки и плач новорожденного затихли, в доме старосты наступила тишина. Коллин досасывал последние капли зеленого пива, Пегги вместе с дочерьми старосты умилялась младенцу, а Серина устало зевала, разваливаясь на жесткой лавке и требуя наминать ее натруженные плечи.

Только староста не радовался долгожданной тишине, не находя себе места.

Наконец, наткнувшись на мой взгляд, он сокрушенно вздохнул и попросил нас собраться во дворе. Когда костер задымил в темнеющее небо, а по глиняным чашкам разлилось запасенное на особый случай вино, однорукий начал подбирать слова:

— Ваш приятель… — он кивнул на меня. — Корил меня в зломыслии, мол, я не запросто так вас на постой пустил, а расчет имею. То верно он укорил, но не заради себя, а заради приплода правду утаивал…

— Дозволь-ка мне угадать… — прервал Коллин.

Хрустнув бычьей шеей и взглянув на меня, с чем-то похожим на мстительность, он продолжил:

— От меня не укрылось отсутствия мужа у твоей дочери, равно как, что прочие селяне обходят твой двор стороною. Скажи же, твой новорожденный внук плод насилия, не так ли? От вшивого бастарда или межевой рванины? Али вовсе с разбойника перекатного? А нынче, коли выродок уродился, «отец» затребует наследника себе? Оттого ты и торопился оказать мне услугу, дабы я отблагодарил тебя в ответ, да отвадил нечестивца?

Староста тупо хлопал глазами, тихо охреневая. Судя по его лицу, догадки рыцаря прошли мимо.

— А! Я поняла, ты Замполиту подражаешь! — дорвавшись до вина, Серая уже нахреначилась.

Ее реплика заставила рыцаря чуть покраснеть и бросить вороватый взгляд на Пегги. Осушив горшок, аптекарь, как заправский алкоголик, утерлась рукавом:

— Я тогда тоже поиграю… М-м-м… У девки мужа нет, соседи косятся, сам не женат, правой руки нет… Знаю! Ох негодник, собственную дочурку потоптал! Рукоблудить не может и оттого собственных дочерей имеет! Кровосмесительством балуется.

Бедный староста не знал, чего и ответить. Первым в себя пришел рыцарь:

— Прошу простить, леди, но в вашей тезе есть пробел. Она не объясняет, отчего хозяин нас не выдал.

— Пф, смирись, я выиграла! Кровосмешение куда интересней каких-то насильников.

Не, это какой-то дурдом…

Прежде чем Пегги раскрыла рот, дабы внести свою лепту в инфаркт старосты, я вмешался:

— Слышь, мужик, на твоем месте я бы уже все сам рассказал, а то они тут тебе навыдумывают.

Дядька приложился к глиняному кувшину и кивнул:

— Уж не знаю, смеяться, али гневаться… Есть муж у дочери. Зять в городе, в гвардию подался, монетами разживиться хочет. «Рыба» нынче дюже доброе жалование ставит да принимает любого, лишь бы не косой, не хромой. Но не в том дело.

Староста, у которого не было