Читать книгу "Нексус. Краткая история информационных сетей от каменного века до искусственного интеллекта - Юваль Ной Харари"

не может обладать единой волей. Любой народ - будь то немцы, венесуэльцы или турки - состоит из множества различных групп, с множеством мнений, воль и представителей. Ни одна группа, включая группу большинства, не имеет права исключать другие группы из состава народа. Именно это делает демократию беседой. Разговор предполагает наличие нескольких легитимных голосов. Однако если у народа есть только один легитимный голос, разговора быть не может. Напротив, один голос диктует все. Поэтому популизм может заявлять о приверженности демократическому принципу "народовластия", но на деле он лишает демократию смысла и стремится установить диктатуру.

Популизм подрывает демократию другим, более тонким, но не менее опасным способом. Заявив, что только они представляют народ, популисты утверждают, что народ - это не только единственный законный источник политической власти, но и единственный законный источник всей власти. Любой институт, который черпает свою власть из чего-то иного, чем воля народа, является антидемократическим. Будучи самопровозглашенными представителями народа, популисты, следовательно, стремятся монополизировать не только политическую, но и любую другую власть и взять под контроль такие институты, как СМИ, суды и университеты. Доведя демократический принцип "народовластия" до крайности, популисты превращаются в тоталитаристов.

На самом деле, хотя демократия подразумевает, что власть в политической сфере исходит от народа, она не отрицает валидность альтернативных источников власти в других сферах. Как уже говорилось выше, в демократическом обществе независимые СМИ, суды и университеты являются важнейшими самокорректирующимися механизмами, которые защищают истину даже от воли большинства. Профессора биологии утверждают, что люди произошли от обезьян, потому что это подтверждается фактами, даже если большинство хочет, чтобы было иначе. Журналисты могут рассказать о том, что популярный политик взял взятку, а если убедительные доказательства будут представлены в суде, судья может отправить политика в тюрьму, даже если большинство людей не захочет верить этим обвинениям.

Популисты с подозрением относятся к институтам, которые во имя объективных истин отменяют предполагаемую волю народа. Они склонны видеть в этом дымовую завесу для элит, захвативших незаконную власть. Это заставляет популистов скептически относиться к поиску истины и утверждать, как мы видели в прологе, что "власть - единственная реальность". Таким образом, они стремятся подорвать или присвоить себе авторитет любых независимых институтов, которые могут им противостоять. В результате возникает мрачное и циничное представление о мире как о джунглях, а о людях - как о существах, одержимых одной лишь властью. Все социальные взаимодействия рассматриваются как борьба за власть, а все институты изображаются как клики, отстаивающие интересы своих членов. В популистском воображении суды на самом деле не заботятся о справедливости; они лишь защищают привилегии судей. Да, судьи много говорят о справедливости, но это уловка, чтобы захватить власть в свои руки. Газеты не заботятся о фактах; они распространяют фальшивые новости, чтобы ввести людей в заблуждение и принести пользу журналистам и финансирующим их кабалам. Даже научные учреждения не привержены истине. Биологи, климатологи, эпидемиологи, экономисты, историки и математики - это всего лишь очередная группа интересов, набивающая свое гнездо за счет народа.

В целом это довольно гнусный взгляд на человечество, но две вещи, тем не менее, делают его привлекательным для многих. Во-первых, поскольку он сводит все взаимодействия к борьбе за власть, это упрощает реальность и делает такие события, как войны, экономические кризисы и стихийные бедствия, легко понятными. Все, что происходит - даже пандемия, - связано с борьбой элит за власть. Во-вторых, популистская точка зрения привлекательна тем, что иногда она оказывается верной. Любой человеческий институт действительно несовершенен и в той или иной степени подвержен коррупции. Некоторые судьи действительно берут взятки. Некоторые журналисты намеренно вводят общественность в заблуждение. Академические дисциплины периодически страдают от предвзятости и непотизма. Именно поэтому каждый институт нуждается в механизмах самокоррекции. Но поскольку популисты убеждены, что власть - это единственная реальность, они не могут принять тот факт, что суд, СМИ или академическая дисциплина когда-либо будут вдохновлены ценностью истины или справедливости, чтобы исправить себя.

В то время как многие люди принимают популизм, потому что видят в нем честное отражение человеческой реальности, силовиков он привлекает по другой причине. Популизм предлагает сильным мира сего идеологическую основу для того, чтобы сделать себя диктаторами, притворяясь демократами. Он особенно полезен, когда силовики стремятся нейтрализовать или присвоить самокорректирующиеся механизмы демократии. Поскольку судьи, журналисты и профессора якобы преследуют политические интересы, а не истину, народный защитник - силач - должен контролировать эти должности, а не позволять им попадать в руки врагов народа. Аналогичным образом, поскольку даже чиновники, отвечающие за организацию выборов и обнародование их результатов, могут быть частью гнусного заговора, их тоже следует заменить на преданных силовику людей.

В хорошо функционирующей демократии граждане доверяют результатам выборов, решениям судов, сообщениям СМИ и выводам научных дисциплин, поскольку считают, что эти институты привержены истине. Как только люди начинают думать, что власть - это единственная реальность, они теряют доверие ко всем этим институтам, демократия рушится, и сильные мира сего могут захватить полную власть.

Конечно, популизм может привести к анархии, а не к тоталитаризму, если он подорвет доверие к самим сильным мира сего. Если ни один человек не заинтересован в истине или справедливости, разве это не относится и к Муссолини или Путину? И если ни один человеческий институт не может иметь эффективных механизмов самокоррекции, разве это не относится к Национальной фашистской партии Муссолини или путинской "Единой России"? Как можно сочетать глубокое недоверие ко всем элитам и институтам с непоколебимым восхищением одним лидером и партией? Вот почему популисты в конечном итоге полагаются на мистическое представление о том, что сильная личность олицетворяет собой народ. Когда доверие к бюрократическим институтам, таким как избирательные комиссии, суды и газеты, особенно низко, усиленная опора на мифологию - единственный способ сохранить порядок.

 

ИЗМЕРЕНИЕ СИЛЫ ДЕМОКРАТИЙ

Силовики, утверждающие, что представляют народ, вполне могут прийти к власти демократическим путем и часто правят, прикрываясь демократическим фасадом. Подтасованные выборы, на которых они получают подавляющее большинство голосов, служат доказательством мистической связи между лидером и народом. Следовательно, чтобы определить, насколько демократична та или иная информационная сеть, мы не можем использовать такой простой критерий, как регулярность проведения выборов. В путинской России, в Иране и даже в Северной Корее выборы проходят как часы. Скорее, мы должны задавать гораздо более сложные вопросы, такие как "Какие механизмы не позволяют центральному правительству фальсифицировать выборы?". "Насколько безопасно ведущим СМИ критиковать правительство?" и "Сколько полномочий присваивает себе центр?". Демократия и диктатура - это не бинарные противоположности, а скорее континуум. Чтобы решить,