Читать книгу "Танец Грехов - Павел Калашников"

ползущий под разорванный, утепленный военный комбинезон Святой Инквизиции. Пальцы скоро стали напоминать крабовый панцирь.

Попытка разогреть руки энергией не возымели успеха. Как парнишка не старался, он даже не мог спалить крохотную снежинку, упавшую ему на ладонь. Он только отморозил себе руки и, тихо выругавшись, побрёл дальше.

«Только бы дойти… Только бы выйти из этого злосчастного леса… Я ведь не могу умереть вот здесь? — Он обернул взгляд к прорывающимся лазуритом небу. — Не могу ведь?»

Но лес продолжал уводить его глубже в свои лабиринты. Виктор не раз слышал вой и хруст сухих веток. Слёзы сами катились с его глаз и тут же замерзали, хотя плакать он и не думал. Дрожа всем телом, он, наконец, остановился и присел у скрюченной в три узла берёзы. Она была старой, сухой и почти что ломилась под собственным весом.

— К чёрту всё это дело… Я уже никуда не уйду. — Мороз впился в его горячее тело холодными пальцами. Парень дрожал и тщетно пытался согреть себя дыханием.

Скоро глаза его стали слипаться, а мёрзлая земля показалась самым тёплым на свете одеялом. Проваливаясь в свой последний сон, Виктор Зверев видел свою семью: отца, с его шикарными бакенбардами и гордой осанкой, разодетого в богатый костюм, скромную мать, с каштановыми, вихрящимися волосами, с бледным, послушным лицом и, конечно, маленькую сестрёнку. Она улыбалась и прыгала вокруг своих родителей , пока те протягивали ему свои руки.

— Пойдём, сын, — вкрадчивым голосом поманил его отец, — ты достаточно сделал.

— Да, — кивнула его мать. — Хватит тебе уже страдать, мой мальчик. Иди ко мне…

И он протянул к ним свои разбитые в кровь руки. Он почти ощутил тепло, почти коснулся миража, но вдруг его сестра остановила свой хоровод и закричала:

— Братик! Ты обещал отомстить! Убить тех, кто отнял наши жизни! И что ты теперь делаешь? — Из глаз её ручьём пошли кровавые слёзы. Его отец и мать тоже обагрились, задрожали и лица их обратились в голые черепа. Всё занялось огнём, заструилось буйное пламя и небо вспыхло, как спичка. — Ты нас не любишь! Ты не хочешь нас упокоить…

— Хочу, сестра… — жалобно протянул Виктор, закрывая лицо, будто прячась от рухнувшего на него позора. — Я… совсем… заблудился…

Дни той ужасной ночи воскресли в его разуме. Они воскресали всегда, как бы глубоко в сознании он не хоронил их. Призраки прошлого не давали ему уснуть, не давали передохнуть, не давали жить. Он гнал их прочь, но жгучее пламя, дьявол, погребенный в темнице души, выбирался из своей клетки.

— Я думал, что смогу их перебить. Но… они повсюду! Они сильнее, они… Сломят меня… Ведь это же люди! Такие же как я!

Он стоял возле алтаря. Вокруг него вздымались могучие скалы, с которых медленно стекала лава. Огонь, яркий и буйный, лизал каменные потолки. На алтаре, высеченном из чёрного камня, лежало сердце. Оно билось, но в руке Виктор держал длинный кинжал, лезвие его блестело в красных отсветах пламени.

— Я достаточно сделал… Но мои руки и так… в крови… Я не могу продолжать убивать людей!

Из озера огня явилось чудовище. Огромное существо расправило свои костлявые крылья и зыркнуло на Виктора хищными, кроваво-красными глазами. Ребристое тело, несросшиеся то тут, то там кости, такой же костлявый хвост. Но тело дракона обрастало чёрными, красными нитями, образуя прочное, пластинчатое тело.

— Это души, — догадался парень, слушая человеческий рёв. Виктор дрожал, занося кинжал над сердцем. — А ты – моё искупление?

Мифическое чудовище вытянуло длинную шею и расправило широкую грудь.

— Цель твоя, превыше жертв твоих, — сталью проговорил монстр из кошмаров, и Виктор пронзил сердце на алтаре.

3

Костёр тихо трещал и солнечный шар уже уходил за горизонт, пряча свои едва тёплые лучи. В воздухе витал приятный аромат мяса.

— О, очнулся. Я уж думал, ты помёр, ха-ха. Слава Богу, живой.

Башка сидел по-турецки подле костра и палкой шевелил в нём угли. Вид у него был не самый лучший: утеплённый китель «Зимы» был разорван в руках и плечах и больше напоминал утеплённую жилетку, сшитую горе-мастером. Большие руки бугая покрылись глубокими порезами, кое-где виднелось мясо, несколько пальцев на левой руке были сломаны, правое ухо наполовину срезали, а глаз на той же стороне лица навсегда прикрыло окровавленное веко. И без того некрасивое лицо Башки обросло тремя шрамами: два на щеке и один разорвал губу, пройдясь до подбородка.

— Ты… где? — Слова нехотя выходили из Виктора хриплым звуком.

— Сиди! — Охнул здоровяк. — Я тут нам покушать готовлю. — Он весьма ловко, несмотря на вывихнутые пальцы, вырвал из лап огня обуглившуюся банку тушёнки и поставил её перед боевым товарищем. — Ложки нет, остынет — пальцами пользуйся.

— Где…

— Однорукий? — догадался Башка и тут же развёл руками. — Не знаю, Док, не знаю. Чудо, что я тебя вообще в этом проклятом лесу нашёл. Ну что? Ешь, говорю.

Не без труда, но они поели и вдоволь набили желудки парой банок тушёнки. Как сказал Башка, он откопал еду в старом охотничьем домике совсем недалеко от места их привала. Сама изба почти развалилась, но провизия там обнаружилась очень вовремя.

— Расскажи… — прохрипел Виктор. — Всё.

— Сейчас-сейчас, — махнул рукой Башка уплетая остатки мяса. Когда он окончил это дело, то принялся отвечать на вопросы своего товарища: —Значит,