Читать книгу "Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Вячеславович Конофальский"

руку и поцеловал перстень.

— Сын мой, как хорошо, что вы пришли. Очень хотел я вас повидать. И срочно! И тут как раз вы! Не иначе провидение!

— Что же за дело у вас ко мне, святой отец?

— Утром, ещё на заре, ещё до службы в город приехал граф фон Мален.

«Этот мерзавец уже здесь. Раньше войска своего приехал, местных решил заранее собирать. Видно, торопится, подлец».

— И сразу просил меня о встрече, — продолжал отец Франциск. — И я, конечно же, согласился. Мы поговорили с ним. Оказалось, граф Мален милейший и добрейший человек.

— Да неужели? — скривился Волков.

— Да-да, — не замечая его язвительности, продолжал епископ, — поговорили мы с ним очень хорошо, и о делах городских, и о вас.

— И обо мне?

«Любопытно даже, что он наговорил».

— Да, о вас. Сказал он, что герцог просил его вас взять и доставить в Вильбург ко двору.

— Меня на суд герцога доставить?

— Именно, но граф мне сказал, что никакого зла на вас не держит и что ежели вы сдадитесь по чести или сами поедете к сеньору своему на суд, то он и вовсе будет за вас ходатайствовать перед пред курфюрстом, потому как храбрец вы известный и известный командир, что не раз показал себя в деле.

— Вот как! Думаете, он не прирежет меня по дороге к герцогу?

— Конечно, нет! Ему можно верить, человек он благородный, из старинной фамилии.

— А вы не слыхали, что недавно на меня было нападение? Десяток убийц напали на меня и моих людей, мой лучший рыцарь был убит ими. И все говорят, что за нападением этим стоит господин фон Эдель, подручный графа.

— Конечно же, я об этом слыхал, — говорит епископ, — и я об этом спросил у графа. И он ответил, что готов поклясться на Святом Писании, что ему об этом деле ничего неизвестно.

«Чёртов лжец».

— Значит, не знает? — уточнил Волков.

— Если граф говорит, что не знает, значит не знает. Разве может сеньор лгать?

Волкову всё становится ясно. Настроение у него, с утра хорошее, начинает портиться. А епископ и не видит того, продолжает бодро:

— Думаю вашей распре пора положить конец.

— Какой распре? — уточняет кавалер. — Распре с герцогом или распре с графом?

— Со всеми, сын мой, со всеми.

— А на поместье, что мне не отдаёт граф, плюнуть.

— Забудьте про него, не тягаться вам с фамилиями старыми. Вот сколько лет вашему гербу?

Волков не хочет отвечать, стоит мрачнее тучи, а епископ палец поднял вверх:

— Вот! Видите? А гербу Маленов сколько?

Кавалер даже и не знает, сколько гербу Маленов лет.

— Забудьте о требовании своём и сдайтесь графу, пусть он проводит вас на суд к герцогу и пусть сеньор ваш решит судьбу вашу. Как старший брат решит судьбу младшего. Так было во все времена, путь так и будет.

И тут уже кавалер не выдержал и совершил поступок предосудительный. Дурной поступок, да ещё на глазах десятков людей, что были в храме на службе.

Рукой своею тяжёлой он без всякого почтения хватает епископа за шею, сдавливает её так, что тот морщится от боли, и кавалер, подтягивая святого отца к себе, шипит ему в ухо:

— Тебя, дурака, зачем сюда прислали? Разве тебе архиепископ не говорил, чтобы ты мне помогал, а? Разве не в помощь мне тебя, пёс ты шелудивый, прислали сюда? Так ты мне помогаешь? Так?

И при этом он тряс растерявшегося попа, да так, что у того с головы митра наземь слетела. Хоры смолкли сразу, священник, что вёл службу, замолчал и растерянно глядел на него, а люди, что сидели на лавках, стали вставать, чтобы посмотреть, что же там происходит в проходе.

Тут только кавалер отпустил попа, сам поднял с пола митру, сам нахлобучил её на голову епископу, который так и стоял истуканом в растерянности. А кавалер повернулся, да и пошёл прочь из храма, укоряя себя за глупую несдержанность.

Говорил, не раз говорил ему отец Теодор о сдержанности, о том, что в руках себя нужно уметь держать, да где теперь тот отец Теодор. Нет его. Нет умного попа, и всё, кажется, рушится у кавалера. Ещё недавно ему казалось, что он всё в руках держит: полковничий чин, золото, городская знать ищет его благосклонности; ни герцог, ни граф ему не страшны. И всё вдруг переменилось разом со смертью старого епископа, всё рассыпается пылью, так что пальцами и не удержать. Граф оказался хитер и опасен как змея, герцог про вассала дерзкого не забывает, словно других дел у него нет, в городе опереться почти не на кого; почуяло рыцарство чернильное, что закатывается звезда господина Эшбахта, и горцы, как дороги починят, снова за войну примутся.

Мрачен был рыцарь, молча ехал в свой удел. Но сдаваться он не собирался. Зря глупый поп его к тому склонял. Волков не верил графу, он даже усмехался, вспоминая глупую веру попа в честность графа. Граф просто его убьёт при первой возможности. Убьёт показательно, чтобы другим не повадно было дерзать и оспаривать волю графскую. Нет, и речи о сдаче быть не могло, тем более уже и деньги заплачены нужному человеку. И Волков тому человеку верил. Старый епископ говорил ему: побеждай, и люди будут целовать тебе руки и понесут серебро. И вот теперь ему нужна была новая победа. А там уже удача может опять к нему повернуться.

Приехал домой, а там брат Семион из Ланна вернулся. Как раз вовремя. Кавалер сел ужинать. Женщин, что хотели с ним говорить, даже слушать не стал — ни одну, ни другую. Не до бабьих склок ему сейчас было. Остановил одну жестом руки, вторая, умная, сама всё поняла. А заговорил он с монахом, что сидел рядом с ним:

— Ну, был у казначея архиепископа?

— Был, господин. Отдал ваше письмо. Аббат о вас спрашивал, очень хорошего мнения он о вас. Спрашивал, как семья, как у жены беременность протекает… — начал говорить брат Семион.

— По делу, по делу рассказывай, — прервал его рыцарь.

Тут монах вздохнул, и по вздоху этому Волков понял, что дело его невозможно.

— Сменить епископа на кафедре просто так нельзя, — тихо заговорил брат Семион. — Как сказал аббат: не чулок авось. На епископскую кафедру кого попало не благословят. Люди важные из старинных фамилий кафедры ждут годами. Людей таких много, а кафедр мало.

— Что, и причин нет таких, чтобы епископа нового поставить на кафедру? — Волков снова начинал наливаться своей холодной угрюмостью.

— Так и нет, господин.

— Может,