Читать книгу "Хозяйка музея - Галина Артемьева"

– Едем к Мане сначала. Там все обсудим.

– Едем.

Дорогу Алексей знал прекрасно.

– Ого! – многозначительно протянула Маня, увидев сестру с Лешим. – Это как это? Все хотела вас познакомить, а вы сами? И где ж это вас угораздило? В лесу твоем дремучем? Леш, представь, я ей вечером вчера звоню, а она говорит, что в густом лесу гуляет.

– Все так и было, Маш, в лесу и гуляла. Я ее там утром подобрал, – подтвердил Леший.

– Подобрал?

– Ну да. Она из лесу ка-а-ак выскочит! Ну, лошадка моя остановилась как вкопанная. И я вместе с ней.

– Лен! То есть что? Ты ночью в лесу была? Одна? – Маня встревожилась по-настоящему, понимая, что с сестрой происходит нечто экстраординарное.

– Так получилось, Манечка! – вздохнула Лена. – Пришлось. Устала очень. И поняла, что не дойду до станции впотьмах. И вот осталась в лесу.

– Невероятно! Ты – такая бояка – и осталась одна в лесу! Возможно ли это?

– Если бы мне кто-то вчера днем сказал, что это со мной произойдет, я бы первая не поверила. Но оказалось – человек очень многое может, даже если пока не знает об этом. Вот смогла.

– И ты случайно ехал мимо? – все еще недоверчиво обратилась Маня к Лешему.

– Представь себе! Я, как узнал, кого в лесу нашел, сам себе не поверил. Вот точно, как ты сейчас. Однако прими как факт. Сестра твоя ночевала одна в лесу. И ты еще ее не видела – жаль! В каком виде она на дорогу-то выскочила – это надо было запечатлеть! А в общем, давай с нашей случайной встречи переключайся на важное – мы к тебе не просто так. Там, похоже, срочная помощь нужна.

Лена теперь смотрела на Лешего со стороны. Он впервые за время их знакомства обращался не к ней, и она могла просто понаблюдать за тем, как он говорит, как общается. Волевой, решительный, дружелюбный.

Нет, нет! Она не имеет права думать о том, что потом, в одиночестве, вспомнившись, заставит зайтись сердце тоской утраты. Тем более есть дела гораздо важнее, чем ее ощущения.

– Все, Мань. Хватит удивлений. Спала в лесу, довез меня Алексей до Москвы. Спасибо ему. И это удивительная встреча, правда. Но есть дела еще удивительней, слушай внимательно. Надо что-то делать. И срочно, – сухо обратилась она к сестре.

Маня внимательно слушала. И о музее, и об Афанасии с Домеником, и о том, что ей, Лене, приснилось, как встревожилась она, почуяв опасность. И про то, каким образом сбылся ее злосчастный сон.

– Это прямой шантаж, вымогательство, понимаешь? Они требуют от Афанасии Федоровны, чтобы та передала им в дар свою собственность. И тогда они снимут обвинения с Доменика. И они смогут улететь за границу. А музея больше не станет. Все. Конец.

– И что она собирается делать? Отдаст? – злым отчаянным голосом спросила Маня.

Как хорошо знала Лена эту сестрину интонацию! Так реагировала она на творящуюся несправедливость, если чувствовала свое бессилие.

– Нет, Мань. Она хочет бороться. До конца. И – представь – верит в победу! Несмотря ни на что!

– Сильная, да? – встрепенулась Маша.

– Очень сильная. Но боюсь я за них. Она – сильная. А Доменик ее – такой, знаешь, поздний ребенок. Книжный червь. Они, если изменят ему меру пресечения, поместят в СИЗО, сломают его в два счета. Изуродуют. Мне кажется, она до конца не отдает себе в этом отчет.

– Ладно. Давай действовать. Будем людей поднимать. Я сейчас кое-кому позвоню, договорюсь о встречах, это все по телефону не обговоришь. Мне кажется, к ним туда надо кого-то жить послать. Из наших. На всякий случай. Им же могут теперь что угодно подстроить. Да хоть прибьют эту «жертву изнасилованную» и подбросят к музею. Для полноты злодеяния. И будет уже пожизненное Доменику. Нужны независимые свидетели. Для страховки. И необходимо камеры видеонаблюдения установить. Давай-ка нашему коллекционеру кича отзвоним. Может, он пожертвует на благое дело? Как меценат. Третьяков. А то ему слава Третьякова покоя не дает. Попробуем. Иногда чудеса случаются, дают. Мы тоже со Свеном внесем свою лепту. И – срочно. Теперь – ЮНЕСКО. Я первым делом этим вопросом займусь. Ты мне официальное заключение предоставь, только скорее, – быстро говорила Маня, что-то помечая в своем блокноте.

– Я еще там, в музее, докладную записку составила. Мне бы ее распечатать, оформить, – откликнулась Лена.

– Я тоже, – поддержал Алексей общий настрой, – я тоже на видеокамеры дам. И знаю, кого туда на подкрепление послать. Гошку моего. Он сильный. И деловой. Звал его сегодня ко мне подъехать, на воздухе отдохнуть. А там ведь тоже воздух. И скучать не придется.

– А я Риту попрошу. У Риты сейчас время есть, – поддержала Лена.

– Ну и Свен пусть с Риткой отправляется, ему такой материал жизнь подбрасывает! – присовокупила Маня. – Хорошо, что дети есть, да? Наследники идей, можно сказать.

– Там еще сигнализации нет никакой, – жалостливо объявила вошедшая во вкус Лена. – Я, как услышала, все понять не могла, каким образом все это продержалось без краж столько лет…

– Что теперь думать, как и почему продержалось. Вполне может статься, что везение окончится. Народы тоже умирают. Даже великие, создавшие потрясающие цивилизации. И вот время приходит, народ мельчает, сходит на нет, – с тоской проговорила Маня.

– Да, народы исчезают. Но следы цивилизации остаются. Даже через тысячелетия. Майя, ацтеки, древние египтяне. Но мы же знаем, что они были. Благодаря именно культурному наследию. Они свою душу оставили человечеству, – возразила Лена, – а если мы сами сейчас позволим самое главное, что от человека остается, уничтожить, значит, нас уже и нет. Хоть мы вроде и живы. Но как народ мы, получится, не существуем.

– Ну и все! И будем защищать, спасать, – спокойно вступил в разговор Алексей. – Да и народу нашему еще жить и жить. Ты ж сама, Лен, стихи мне говорила: «Да не смутится сей игрой //Строитель внутреннего Града». Мало ли что кто задумал. А мы защитим. Главное – спокойствие. Без паники. Гады должны чуять, что мы сильнее. И пойдем до конца. Эх! Всю жизнь мечтал быть бойцом невидимого фронта.

– Ох, я и злая! – подытожила Маня. – Хотя и сил на злость даже не остается. Куда ни глянь – сплошной бред творится. Необъяснимый бред. Как в сказке про голого короля. С той только разницей, что там мальчик крикнул: «А король-то голый», и все поняли, устыдились… Тут уже народ хором вопит про голого короля, про мошенников, преступников, воров – ноль эмоций. Раньше, помню, сила слова была такая, что боялись газетных публикаций панически. Не столько даже наказания. Стыда боялись. Позора. Сейчас все другое. Что ни напиши – все равно. Ноль эмоций. Хоть нассы в глаза – божья роса. И уже не знаешь, с какой стороны подступиться, чем одолеть. Какие-то погремушки трескучие выдумывают, чтоб народ от главного отвлечь: то реформу какую сочинят, от которой все в ужас приходят, то переименование. И вроде деятельность кипит, умы бурлят.

Захваченные разговором, они не заметили, как в комнату вошел Свен-младший. Он слышал только последние слова матери, но видно было, что тема разговора волнует его.