Читать книгу "Ученица - Павел Давыденко"

Но… внешний вид одно, другое дело, что и поведением историк не выделялся, разве что уж был как это… чересчур агрессивным? Но многие учителя повышают голос, здесь ничего такого нет.

В то, что он пытался изнасиловать Алину, как говорят, тем более не верилось. Воскобойникова та еще фантазерка. Только зачем ей это?

Больше взволновал Турку конверт и листок бумаги, которым перед ним тряс отец. Мысли с утра путались, глаза слипались, проснуться мозгу мешали утренние мартовские сумерки. Уже декада прошла, но никакого намека на окончание зимы.

— Что это?! Вот так ты, значит, учишься? Вот так ты взялся за ум?

— Пап, смысл кричать? Дай я посмотрю, что там.

— Смысл кричать? — отец вытаращил глаза. — Ты что, обдолбался? — мужчина схватил его за предплечье и стал выкручивать, сильно сжимая пальцами. — Показывай вены! Вены показывай!

— Пап, я не колюсь!

— Какого черта тогда они хотят? Господи… Это хорошо, что мать до сих пор в больнице! Что бы с ней стало, будь она дома?

Турка не знал, что ответить, потому что понятия не имел, что там за конверт нашел отец.

— Дай я посмотрю, что там.

— Убери руки! Ты мне должен сказать, что с тобой происходит. Почему ты где-то пропадаешь, с кем ты связался?

— Да ни с кем я не связывался. Я ездил к девушке!

— Ты же говорил, что она пропала? — прищурился отец. — Лена или как ее там? Ты говорил, что она пропала.

— Она пропала, а я к другой ездил. К подруге! — быстро пояснил Турка. — Дай я посмотрю, что в этом сраном конверте, пап.

— Разговаривай нормально! Не со своими дружками общаешься, а с отцом.

Турка несколько раз глубоко вдохнул и на мгновение почти поверил, что это сон. Потом моргнул и сказал:

— Так… мне можно глянуть?

Отец сунул конверт и листок в руки сыну и вышел из комнаты. Турка быстро пробежал глазами текст, ничего не понял — прочитал еще раз. Тут же холодело в груди и стало понятна реакция папы.

Турку вызывают давать показания. Почему повесткой? Черт знает. А если вызывают в участок, то нужно брать с собой отца. Он еще раз перечитал, убеждаясь, что понял все правильно.

Отца нашел на кухне — тот разбивал яйца на разогретую сковороду. Он даже не взглянул в сторону парня. Отложил скорлупу, полез в шкафчик за солью.

— Па, тут ничего криминального.

Отец посыпал шкворчащую яичницу солью, убрал солонку.

— Это не связано с тем делом, па. Она же забрала заявление. Это как раз про Лену, они ее ищут и опрашивают свидетелей. Я же не виноват, что знаю ее. Ничего страшного тут нет, нам просто нужно съездить, ну… чтоб я побеседовал с ними в твоем присутствии. Да я уже с ними общался! Они в школу приезжали.

— Почему они тогда вызвали тебя так?

— Не знаю. Может, ездить задолбались. Я правда не знаю.

— Ладно. Отлично. Кстати, конверт валялся под калиткой. Наверное, в щель почтальонша забросила. Я на него даже наступил. Ты точно уверен в том, что говоришь мне правду? — отец лопаточкой поколдовал над яичницей и убавил пламя конфорки.

— Уверен. Ничего такого я не делал, честно!

— Понятно. Ладно, извини, что наорал, — пробормотал отец. — Но если выяснится что-то такое… Не обижайся. Ты ведь почти взрослый и я надеюсь, что ты отвечаешь за свои слова.

— Я-то отвечаю. Но откуда мне знать, что они там придумали? — дернул плечом Турка. — Хочешь, я тебе по дороге расскажу все, что знаю?

— Лучше уж ты мне расскажи, чем я потом буду краснеть в отделении. Яичницу будешь?

— Ага.

Отец филигранно раскидал глазунью по тарелкам. Они оба сели за стол, и отец замер:

— Стоп! А школа? А хотя ладно, занятия потерпят…

— Да, и еще… у нас там препод, историк… Его типа, тоже обвиняют, что он перед Восьмым марта… Ну, Воскобойникову зажимал в туалете. Или что-то такое. Ну, и она вроде как подтверждает, я не знаю, что там было.

Отец замер с открытым ртом, вилка с кусочком белка застыла на полпути.

— Погоди… Учитель?.. Историк? Что за бред… Что у вас происходит в школе?! Охренеть можно. И погоди, погоди, а что он сам говорит? Как его зовут?

— Да не помню, ну Андрей там какой-то, Романович или Викторович, не помню.

— И… что он говорит в свое оправдание? — пробормотал отец.

— Типа зашел в туалет, увидел, что ученица лежит без сознания и начал делать ей непрямой массаж сердца, искусственное дыхание. Ну, это больше на правду похоже.

— Наверное.

Они с минуту молча двигали челюстями, погрузившись в мысли. Потом отец сказал:

— С другой стороны, зачем бы девчонке оговаривать препода?

— Чтоб привлечь внимание, — пробубнил Турка, с набитым ртом. — Она типа… идиотка, короче. Звезда.

— С ума сойти… — вздохнул отец, качая головой. — Ладно… Маме мы ничего не говорим. Одеваемся, едем, беседуем с милицией. Вперед!

* * *

— Если вы что-то знаете, то лучше не лукавить, — выдохнул дым сквозь ноздри Стриженный. — Так будет только лучше для вас.

— Все равно мы знаем больше, чем вы. И даже если предположить, что вы никакого отношения к пропаже девушек не имеете, все равно дел наворотили на целый срок.

Андрей Викторович протер глаза, как будто человек, которому пытаются втолковать что-то после сна. Ему уже надоело отвечать по сотому разу на одни и те же вопросы, но менты не отставали.

Все началось сразу после того случая в туалете. Воскобойникова визжала и показывала на него пальцем. Учителя глазели… Испытывал ли он такое унижение когда-нибудь? Наверное, только в детстве. Вот когда его разыгрывали девчонки, или когда пацаны издевались.

Историк как ни пытался, все равно не мог развидеть мерзкие картинки из школьной поры. Заем же он вообще вернулся в школу? В то место, которое олицетворяло его беспомощность и ничтожность?

Ответ на этот вопрос лежит в плоскости психологии. Ну и еще кое в чем.

Создавалось ощущение, что сыщики прекрасно знают, что произошло в туалете до того, как туда вошел преподаватель, но их это мало волнует.

— Я вам все уже сто раз объяснил. Услышал звуки, зашел — девочка лежит… Не дышит, сердцебиение слабое. Я решил оказать первую медицинскую помощь, попутно пытаясь кого-нибудь позвать.

Он потер запястья. На него несколько раз надевали наручники, но казалось, лишь затем, чтоб запугать. Однако и того хватило нежной коже, чтоб появились бордовые ободки.

— Кого-нибудь позвать, — прожужжал Стриженный, и даже сделал пометку в блокноте. как будто слышал это впервые. — Но почему же девочка говорит, что вы втолкнули ее в туалет, схватили за горло? Прижали к стенке, одновременно «лапая», как она выразилась? Все отражено в протоколе, мы сегодня с ней общались. Возможно, она врет. По каким-то своим причинам. Понимаете, мы ведь опрашиваем всех, кто хоть что-то может внести в общую картину: преподавателей, учащихся, обслуживающий персонал.