Читать книгу "Нотки кориандра - Игорь Лебедев"

Проявляя деликатность, Данго не стал интересоваться причинами ссадин и порезов на лице сыщика.

— Что же не заходишь на игру? — спросил он, разумея японский «кой-кой», к которому имел страсть.

Илья Алексеевич рассеянно взглянул на знакомца.

— Вы в трауре? — удивился он, обратив внимание на брошь из черной яшмы на лацкане.

— Скончалась вдовствующая императрица, — с грустью подтвердил Костя, имея, конечно же, в виду вдову японского императора Комэй[85], которого она пережила ровно на тридцать лет.

Внимательный взгляд Данго сразу заметил обеспокоенность, обуревавшую сыщика.

— Ищешь кого? — справился он.

— Ищу, — признался Ардов, продолжая беспокойно стрелять взглядом по сторонам. — Но кого — сам не знаю.

— Ну, это как водится, — усмехнулся Костя и гортанным голосом изрек какую-то японскую мудрость. — «Под ногами фонарщика всегда темно», — перевел он и растворился в толпе подобно синоби-но-моно[86], обдав Ардова на прощание волной вербены.

Илья Алексеевич бросил взгляд на фонарь, поднятый над площадью на высокой узорчатой чугунной ножке, украшенной по случаю торжества светящимися звездами из трубок. Свет нескольких таких светильников разливался окрест. Темные места образовывали тени, отбрасываемые под светом фонарей экипажами и афишными тумбами. За одной из них сыщик приметил человека с тростью, старательно изучавшего афишу с темной, неосвещенной стороны. Это выглядело странным: что там можно прочесть во мраке? Когда фигура на мгновение вышла из тени, Илья Алексеевич вздрогнул: господин имел черные усы с подвитыми бретцельскими концами. Несмотря на расстояние в десять саженей[87], Ардову показалось, что это лицо ему знакомо. В ухо ударил комариный зуд.

Сыщик ринулся было к афишной тумбе, но едва не угодил под копыта лейб-казачьего эскорта, на рысях сопровождавшего экипаж прибывшего на премьеру короля Сиама Пхрабата Момдета Пхра Порамина Маха Чулалонгкорна. Явление бородатых казаков с пиками в высоких бараньих шапках с алыми шлыками и в неимоверно широких шароварах с лампасами вызвало небывалый ажиотаж среди публики. Толпа колыхнулась и устремилась встречать редкого заморского гостя.

Когда вид на тумбу открылся вновь, подозрительного господина на прежнем месте не оказалось.

Ардов увидел, как на площадь въехала карета турецкого посланника — на козлах сидел кучер в красной турецкой феске.

Оставались секунды до развязки. Сердце грохотало в груди.

Не сходя с места, Илья Алексеевич вызвал в памяти вид господина с тростью в момент, когда тот ступил в свет фонаря: кажется, он пристально куда-то всматривался. Ардов проследил направление взгляда — он был устремлен на боковой флигель театра. Из-за него вышел худощавый молодой человек в длинном пальто с руками в карманах. Ардов двинулся наперерез. Сердце бешено грохотало.

Тем временем экипаж турецкого посла, описав полуциркуль на площади, остановился рядом с большой каретой старого образца, в которой, вероятно, был доставлен к театру кто-то из солистов его величества. Господин в пальто быстро приближался к экипажу. Понимая, что не успевает, Ардов ускорил шаг, а потом побежал.

Черная дверца с золоченым гербом Османской империи медленно отворилась, и из кареты, низко склонив голову в феске с перевитой золотом черной кисточкой, шагнул на мостовую невысокого роста господин.

Не доходя нескольких шагов, человек в пальто вынул из кармана руку с зажатым «бульдогом»[88] и попытался поднять перед собой в направлении высокопоставленного гостя. Подоспевший Ардов схватил руку с револьвером и резким движением опустил вниз, стараясь не привлекать внимание публики.

— Вы арестованы, отдайте оружие, — сцепив зубы, вполголоса сообщил он злоумышленнику, которым оказался невменяемый Тавелиди.

Словно под гипнозом, Георгий Юльевич принялся высвобождать руку с оружием.

— Оставьте меня, я дал слово, — прошептал он.

— Опомнитесь, какое слово?! Убить человека?

Опасаясь, что неосторожное движение может привести к выстрелу, Илья Алексеевич продолжал силовую борьбу, прилагая усилия, чтобы дуло револьвера оставалось направленным вниз. Это до некоторой степени сковывало его возможности в поединке. Травмированная в Сестрорецке рука отдавала болью в плечо и плохо слушалась.

— У меня безвыходное положение, — пробормотал Тавелиди и вдруг неожиданным резким движением сумел высвободить руку с оружием и направить в грудь подошедшему господину в феске. Однако выстрела не последовало, поскольку человек, избранный на роль жертвы, ловким движением вывернул оружие из рук пьяного террориста и нанес ему сокрушительный удар кулаком в лоб.

Тавелиди осел в подставленные руки Ардова. Илья Алексеевич поднял взгляд. Из-под фески на него смотрели горящие азартом глаза Жаркова. Он кивнул товарищу и задорно подмигнул.

Чины полиции огляделись. Благодаря стоявшей рядом огромной карете Конюшенного ведомства возня у экипажа турецкого посланника оказалась сокрыта от глаз публики, увлеченной встречей Сиамского короля. Никто даже не удивился мятому оливково-коричневому сюртуку господина «посла», который никак не соответствовал статусу мероприятия.

Единственным зрителем происшествия оказался дремавший форейтор казенной кареты в расшитой позументом ливрее и треугольной шляпе.

— Полиция! — коротко пояснил Жарков. — Молчи, иначе — в кутузку.

— Слушаюсь, ваш-бродь, — с готовностью отозвался форейтор и перекрестился.

Подошел Спасский, который, как оказалось, исполнил роль турецкого кучера. Втроем затолкали оглушенного Тавелиди в посольский экипаж.

— Молодец, Спасский, — похвалил Жарков письмоводителя, — хорошее место выбрал — ловко управились.

— Рад стараться! — расплылся Андрей Андреевич и полез на обтянутые красным бархатом козлы.

— А посол где? — справился Илья Алексеевич уже внутри.

— Пампушко забрал, — ответил криминалист, разряжая трофейное оружие.

Глава 42
Ии Гюнлэр!

— Как вам удалось уговорить посла не рисковать? — спросил сыщик, когда карета выехала с площади.

Жарков бросил на Ардова веселый взгляд: операцию по перехвату турецкого дипломата он оценивал как весьма остроумную.

Сразу после поворота с Английской набережной в районе Галерной городовой Пампушко по поручению Петра Павловича организовал затор из двух экипажей. Как только посольская карета остановилась перед препятствием, Пампушко без лишних разговоров стащил кучера с козел, а Жарков влез внутрь.