Читать книгу "Ведьма и ее питомцы - Анна Бруша"

— Вижу.

Никогда бы не подумала, что разбитые узоры с чашек и тарелок, все эти листочки и розочки, не говоря уж о золотых ободочках и оленях на фоне леса, могут сложиться так, что получится лицо.

— Они создают его.

— Кого?

— Неужели не узнаешь? Это же Бранвейн Молчаливый.

— Ха. А что, в целом он недурен собой, — сказала я и немедленно добавила: — Но он не сравнится с тобой, любимый Мерлин.

— Что? Что эти ведьмы задумали?

Я ощутила укол мстительного удовольствия:

— Вот ты сам и скажи. Кто-то утверждал, что ведьмы не в состоянии его удивить.

Мерлин пропустил мою шпильку. С другой стороны, а что ему оставалось?

Я с детства оставила бессмысленные попытки понять замыслы Генгемы и Бастинды. Дело это гиблое и неблагодарное. Голем меня не поразил. У меня был другой вопрос.

— Послушай, Мерлин, но если они добрались до "черного" камня, который красный, значит ли это, что ты можешь сорваться со своего поводка?

— Нет… — начал объяснять Мерлин, но дальше этого емкого слова продвинуться в объяснении не смог, потому что нас накрыла тьма.

Защитные заклинания дали трещину, и нас затопило.

Что это означает? Если представить себе высокие волны, которые без передышки с яростным шипением бросаются на берег и поглощают сушу, то ничего похожего на наводнение тьмой.

Перед тем, как перед глазами все померкло, Мерлин успел поймать мою руку, и мы сцепили пальцы. Эта рука, теплая, сильная, держала меня, не давая кануть в неведомые глубины и утонуть. Я опиралась на мага…

Мы оба молчали, потому что никакие слова не прошли бы через темное пространство. Они были бы сбиты одной из ярких вспышек.

Вокруг стало так тихо, как будто уши заложило ватой. Время сбоило. Мне казалось, одна и та же секунда повторяется раз за разом.

Вот что чувствует мушка, когда вязнет в янтарной смоле. Но понимает ли мушка, куда попала? Думаю, что нет. И я испытывала похожие чувства: ни единой идеи, что это за дрянь нас окружила.

Глава 20. В которой что-то проясняется, но сначала очень запутывается

— Еще чаю, Матильда? Где ты витаешь, дочка?

Я удивленно моргнула и уставилась на чашку в своей руке. Она была такой горячей, почти обжигающей.

— Ты совсем одичала в этих своих горах. Ну кто, скажи на милость, так держит фамильный фарфор? — Бабушка улыбнулась холодной улыбкой и взяла свою чашку за ручку, очень элегантно, отставив мизинец.

— Что-то я задумалась, — ответила я, оглядывая хижину.

Да, Генгема и Бастинда здорово над ней потрудились, от первоначального пространства ничего не осталось.

— Так что ты думаешь, Матильда?

— О чем?

Кажется, я совершенно потеряла ход беседы. Никак не получалось вспомнить, о чем же мы говорили. Мысли путались.

Я осторожно поставила чашку на стол и потерла лоб.

— Ты совершенно не слушаешь, — возмутилась мама. — Как можно быть такой невнимательной. Мы говорили про подарок.

— Подарок?

— Ну да. Матильда, ты что, забыла о тетушке Изабелле? У нее день рождения.

— Какая такая тетушка?

Что-то было не так. Я с подозрением посмотрела на пышные кексы и принюхалась. Нет, вряд ли ма и ба стали бы испытывать на мне какие-то чары или отвары.

— Строго говоря, она твоя двоюродная тетка, — пустилась в объяснения ма.

— Троюродная, — поправила ба.

— И у нее день рождения. Надо бы как-то поздравить старушку. В наше время так важно поддерживать родственные связи. А она живет совсем одна-одинешенька.

Какая еще тетка Изабелла? О чем же я забыла? Нужно было сделать что-то очень важное.

— Так, — сказала я, решительно поднимаясь, — вы меня не проведете. Что тут происходит?

Генгема и Бастинда выглядели такими удивленными, что мои подозрения утроились. И тут забрезжила догадка:

— Вы хотите, чтобы я участвовала в вашей нелепой революции.

— Тебя и вправду не провести, Матильда. — Ма улыбнулась и погрозила пальцем. — Мы не хотим тебя заставлять, но твоя помощь очень бы пригодилась.

— Я же говорила, что хочу остаться в стороне от всего этого.

— Но ты же не будешь нам мешать?

— Если это не повредит моему заповеднику и существам, что тут обитают, то вы обе взрослые ведьмы и можете делать все, что угодно. Давайте, дразните магов, боритесь за новые законы, колдуйте напропалую.

А. Вот оно. Морковь. Я хотела подкормить единорогов. Наконец-то вспомнила. Стало чуточку легче.

— Конечно, мы будем тише воды ниже травы. И вообще, когда это мы доставляли тебе хоть малейшие неудобства?

Я поднялась. Какое странное ощущение, словно кроме морковки есть еще что-то очень большое и значительное. Где-то в затылке скребло легкое беспокойство, но я совершенно не могла сконцентрировать внимание.

— Ты не станешь допивать чай?

— Нет, благодарю. Мне хочется пройтись, и надо посмотреть, что там с морковью, — пробормотала я и почти выскочила из хижины.

Нет, моя память определенно выкидывала какие-то кульбиты. О чем же я забыла? Было, было же что-то… и тепло чашки в руке напомнило… Я закусила губу от досады и огляделась вокруг.

Лес в сгущающихся сумерках выглядел обычно. Ничего подозрительного. Привычное стрекотание сверчков, отдаленные крики ауков. Пахнет вечерней росой и дикой мятой с тимьяном.

Из окон хижины лился теплый золотой свет, уютный лиловый дымок поднимался из трубы аккуратной спиралью. Слух уловил ведьмовское хихиканье бабушки и звон посуды. Никогда не понимала, зачем она всюду таскает свои сервизы.

Думай, Матильда, думай, откуда взялось предчувствие катастрофы. Что ты должна была сделать?

Я дошла до поселения гномов, когда уже совсем стемнело и на небе высыпали мелкие звездочки. Я села на камень и, глядя на бархат неба, стала соображать, что же произошло в последнее время. Итак, я жила в заповеднике, никого не трогала, потом решила подстраховаться и запутать сюда пути-дороги. Но ба и ма проникли… когда они приехали, я жила в хижине. Странно, что решила так рано начать наблюдать за гномами.

Летающие обезьяны затеяли свару и огласили всю округу злыми громкими криками.

— Так, — сказала я. — Бабушка и мама объявили войну магам и этому… Молчаливому, хотели устроить тут штаб, но я не пустила других ведьм. Хм… но… Кажется, я что-то знаю про Молчаливого. Он потерял…

От чрезмерных усилий заболела голова. Да что же это за проклятое колдовство?

Вероятность того, что прорехи в моей памяти возникли естественным путем, равнялась нулю.