Читать книгу "Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - Стивен Пинкер"

Согласно этой гипотезе, люди могут веками придерживаться каких-то стратегий поведения после того, как те станут бесполезными. Однако, если посмотреть шире, теория культуры чести не зависит от этого предположения. В горах часто занимаются скотоводством, потому что выращивать растения там сложно, гористые местности часто живут по своим собственным законам, потому что властям труднее добраться до них, умиротворить и управлять ими. Таким образом, истоки самостоятельного правосудия — в анархии, в отсутствии власти, а не в скотоводстве как таковом. Напомню, что, хотя владельцы ранчо пасли скот в округе Шаста больше 100 лет, тем не менее нанесенный скотом «мелкий ущерб» предписывалось «забывать», а не устраивать кулачные бои, защищая свою честь. Кроме того, в недавно проведенном исследовании, сравнивающем уровень насилия в южных графствах и их пригодность для скотоводства, связи между этими переменными обнаружено не было[233].

Итак, достаточно предположить, что переселенцы из отдаленных районов Британии осели в отдаленных районах Юга и что оба региона долгое время не знали закона и взращивали культуру чести. Хотелось бы еще понять, почему эта культура настолько устойчива. В конце концов, на Юге уже довольно давно действует система уголовного правосудия. Возможно, культура чести имеет здесь такую силу, потому что первый человек, который посмеет от нее отказаться, будет облит презрением как трус и заклеймен как легкая добыча.

~

Американский Запад даже в XX в. оставался зоной анархии в еще большей степени, чем американский Юг. Голливудское клише «ближайшего шерифа можно найти в 90 милях отсюда» было суровой реальностью на миллионах квадратных миль Запада, а отсюда и другой стереотип, знакомый нам по вестернам, — всепроникающее насилие. Набоковский Гумберт Гумберт, хлебнувший американской поп-культуры во время своего бегства с Лолитой через всю страну, смакует «кулачные удары, которыми можно оглушить быка» из ковбойских фильмов:

Были, наконец, фильмы «Дикого Запада» — терракотовый пейзаж, краснолицые, голубоглазые ковбои, чопорная, но прехорошенькая учительница, только что прибывшая в Гремучее Ущелье, конь, вставший на дыбы, стихийная паника скота, ствол револьвера, пробивающий со звоном оконное стекло, невероятная кулачная драка, во время которой грохается гора пыльной старомодной мебели, столы употребляются как оружие, сальто спасает героя, рука злодея, прижатая героем к земле, все еще старается нащупать оброненный охотничий нож, дерущиеся крякают, отчетливо трахает кулак по подбородку, нога ударяет в брюхо, герой, нырнув, наваливается на злодея; и тотчас после того, как человек перенес такое количество мук, что от них слег бы сам Геракл (мне ли не знать этого ныне!), ничего не видать, кроме довольно привлекательного кровоподтека на бронзовой скуле разогревшегося героя, который обнимает красавицу-невесту на дальней границе цивилизации[234].

В книге «Земля насилия: молодые люди и общественные беспорядки» (Violent Land: Young Men and Social Disorder) историк Дэвид Кортрайт показал, что голливудские вестерны хоть и романтизировали образ ковбоя, но довольно точно отражали уровень насилия на Западе. Жизнь ковбоя протекала между опасной изнурительной работой и днями получки, когда наши герои накачивались алкоголем, предавались азартным играм, разврату и бузотерству. «Чтобы сделать ковбоя символом американской истории, потребовалась своего рода нравственная хирургия. Ковбоя запомнили как героя и авантюриста верхом на коне. А безлошадный пьяница, спящий на куче навоза позади салуна, был забыт»[235].

На американском Диком Западе годовой уровень убийств был в 50 — несколько сот раз выше, чем в городах на Востоке и в сельскохозяйственных регионах Среднего Запада: 50 на 100 000 в Абилине, Канзас, 100 — в Додж-Сити, 229 — в Форт Гриффине, Техас, и 1500 — в Эллсуорте, Канзас[236]. Причины были чисто гоббсовские. Система уголовного правосудия финансировалась недостаточно, ее служащие были некомпетентны и часто коррумпированы. «В 1877 году, — пишет Кортрайт, — только в Техасе около пяти тысяч человек числились в розыске — не слишком обнадеживающий признак эффективности правоохранительных органов»[237]. Самовольное правосудие было единственным способом отвадить угонщиков скота, грабителей с большой дороги и прочих бандитов. Гарантировать убедительность угрозы возмездия могла лишь репутация решительного человека, и ее имело смысл защищать любой ценой, что увековечено в эпитафии на могиле в Колорадо: «Он назвал Билла Смита лжецом»[238]. Свидетель описывает повод к драке, разразившейся во время карточной игры в служебном вагоне поезда, перевозившего скот. Один из ковбоев сказал: «Я не хочу играть грязной колодой». Другой ковбой счел, что «грязной колодой» назвали его, и, когда пороховой дым рассеялся, один человек был мертв и трое ранены[239].

В условиях гоббсовской анархии жили не только ковбойские края, но и регионы Запада, заселенные шахтерами, железнодорожными работниками, дровосеками и кочующими разнорабочими. Вот подлинный образец декларации права собственности, прибитый к столбу в 1849 г., во времена калифорнийской золотой лихорадки:

Всем и каждому! По законам Чистого Ручья и по праву применения оружия для защиты собственности, отсюда и на 50 футов по оврагу — это мой участок. Любой нарушитель права собственности будет наказан по всей строгости закона. Это не пустые угрозы: если необходимо, я буду отстаивать свое имущество с оружием в руках, так что внемлите честному предупреждению[240].

Картрайт ссылается на цифры среднегодового уровня убийств (83 на 100 000) и на «обилие других свидетельств, что Калифорния во времена золотой лихорадки была жестоким и безжалостным местом. Названия лагерей золотоискателей говорят сами за себя: Выбитый Глаз, Застава Убийц, Ущелье Головорезов, Кладбищенский Приют. Был Город Висельников и Адский Город, Город Виски и Гоморра. Хотя, что интересно, не было Содома»[241]. В поселках, которые, как грибы, росли повсюду на Западе в период бурного развития добывающей промышленности, уровень убийств был дичайшим: 87 на 100 000 в Авроре, штат Невада, 105 — в Лидвилле, Колорадо, 116 — в Боди, Калифорния, и вопиющие 24 000 (почти один из четырех) — в Бентоне, Вайоминг.