Читать книгу "Жрица голубого огня - Илона Волынская"

– Ничего не понимаю! Раньше тут не протолкнуться было, а сейчас, почитай, и нет никого! – растерянно покачала головой Аякчан.

– Мэнквы, – пробормотал Хакмар, тяжело поднимая голову и моргая покрасневшими веками. – Все боятся. – Он мучительно сморщился от боли – даже туго перевязанное и обложенное Донгаровыми припарками, плечо все равно давало о себе знать. На лице у мальчишки выступили крупные капли пота, он отчаянно цеплялся за повод, видно, боясь соскользнуть.

Аякчан вдруг почувствовала желание подогнать своего оленя поближе и поддержать скособочившегося в седле Хакмара… и не подъехала. Не хочет она, чтоб на нее опять смотрели как на пустое место! Ведь даже сейчас – вроде бы ей ответил, а сам перед собой смотрит, будто с воздухом разговаривает!

– Сказать надо, что нету больше мэнквов! – ведущий их оленей в поводу Донгар оглянулся. – Пусть не боятся! Хотел бы я, однако, посмотреть, как тут все обычно-то! – Глаза его блестели от возбуждения и любопытства. На тянущуюся к городским воротам жиденькую очередь проезжающих он глядел восторженно и слегка недоверчиво, будто боялся, что та вот-вот развеется, как морок.

Аякчан зло отвернулась – ну да, спутничек совершенно под стать ее нынешнему виду, такой же убогий!

– Если твоя черная женщина здесь – им есть пока чего опасаться, – с трудом выпрямляясь в седле, буркнул Хакмар.

Донгар мгновенно посерьезнел, настороженно разглядывая венчающие городскую стену башни, на вершинах которых голубыми флагами взвивались и опадали лепестки Голубого огня. Но тут же вид прохаживающегося вдоль саней стражника в доспехе из пропитанной жиром рыбьей кожи вызвал на его губах совершенно дурацкую улыбку – волоча оленей за собой и аж подпрыгивая от нетерпения, Донгар устремился в конец очереди. Они пристроились позади раздолбанных саней, едва ли до половины груженных мешками с рыбной порсой. И тут же ощутили устремленные на них со всех сторон любопытные взгляды.

– Ай-ой – откуда родом-племенем, ребятки? – оборачиваясь с облучка саней, немедленно спросил их высушенный, будто сухой сучок, старикан в хант-манской малице. – Не из тайги ли едете?

– Не-е! Мы – кто откуда, он вот… – указывая на Хакмара, радостно принялся излагать Донгар.

Хакмар дернул ногой. Твердый носок его кожаного, совсем не похожего на обычные торбоза, сапога изо всей силы заехал по стоящему под оленем Донгару.

– Эй, ты чего? – хватаясь за ушибленное ухо, мальчишка-шаман отпрянул.

– Ничего, – сквозь зубы процедил кузнец. – Судорога. Из тайги, дедушка, из тайги, – поворачиваясь к любопытному старикану, сказал он.

– Беженцы небось? – сочувственно поцокал языком дедок, оглядывая почему-то именно Аякчан.

Девочка недобро покосилась на него из-под края спадающего на лицо платка.

– Ну и как там мэнквы-то, лютуют? – выкрикнули из передней части очереди.

– Не-е! Мэнквы, они… – опять счастливо осклабился Донгар.

Сапог Хакмара снова вошел в прямое соприкосновение с его ухом.

– Чего, опять судорога? – хватаясь за резко покрасневшую мочку, обернулся Донгар.

– Она самая. Еще чуть-чуть – и совсем покорчит, – угрожающе глядя на него, процедил кузнец. – Лютуют, дедушка, – успокаивающим тоном, словно это сообщение должно невесть как утешить старика, сообщил Хакмар. – Нет и слов таких, чтоб описать, чего творят людоеды.

Аякчан вмешалась прежде, чем вытянувший от любопытства шею дед попросит Хакмара все-таки поднапрячься и найти подходящие слова.

– А что это у вас, дедушка, сани наполовину пустые? – поинтересовалась она. Первейший из уроков, преподанных будущим жрицам на человековедении: что выберет простой человек – возможность получить ценные сведения или поговорить о самом себе? Ответ: конечно, себя предпочтет, любимого! Впрочем, как Аякчан убедилась на практике, с вроде бы непростыми жрицами это правило тоже срабатывало.

– Как же им быть полными, девонька, как быть полными? – тряся жиденькой седой косицей, немедленно вскинулся старик. – Как беда-то пришла, чэк-наи, потопы Огненные подниматься стали, да Вэс появились, да мэнквы ваши поналезли… – приехавших из тайги ребят он мгновенно записал в «мэнквовладельцы», – вовсе никакой торговли не стало! Пушнины нет, рыбы хоть те же ороки, хоть поморы вдвое меньше возят…

– А чего возят, то все жрицы забирают! – снова выкрикнули из очереди.

– Но-но, поговори у меня против Храма! – мгновенно появившийся рядом стражник, поигрывая длинной плетью, обвел очередь недобрым взглядом.

– Да что ж вы напраслину-то возводите, господин стражник! – возмутился все тот же голос. – Вот же люди слышат – разве ж хоть слово против Храма кто сказал? Наоборот, спасибо нашим благодетельницам-жрицам, кабы не они, кто на Сивире все хорошее к рукам-то прибрал бы? Благодарны мы им за то аж до потери всех имеющихся душ и полного исхудания тела!

Сопровождаемый злорадным хихиканьем очереди, стражник разбуженным посреди Ночи медведем ринулся в толпу отыскивать шутника.

Зато лицо Донгара вдруг просветлело, будто с души мальчишки разом свалился тяжкий груз.

– Я знал, однако! – во весь голос застонал он. – Чувствовал! Это у нас в пауле все темные, необразованные, а здесь, в городе, понимают люди правильно, что жрицы еду забира… Ай! Хакмар, может, тебе отвар приготовить – не прекращаются, однако, судороги?!

– Ты рот закрыть попробуй – глядишь, мне и полегчает, – ласково предложил Хакмар.

Аякчан невольно захихикала, глядя, как сперва Донгар недоуменно приоткрыл рот, а потом быстро его захлопнул и даже зажал ладонями в страхе перед обострением Хакмаровой неведомой болезни. Ну какой из него Кайгал Грозный, убийца жриц? Разве что от хохота какая из них помрет.

Неторопливо движущаяся очередь придвинулась почти к самой городской стене. Парочка откормленных стражников во главе с красномордым мужиком в куртке с нашитыми железными пластинами – не иначе как начальником, – не обращая внимания на жалобные причитания старика, принялась потрошить мешки с порсой.

– Игрок-то ты, может, и хороший, однако – какой из тебя стражник? Разве ж стражнику только сила нужна? Ум нужен, соображение!

Аякчан лениво повернула голову на раздающиеся поблизости голоса. Маленький и какой-то приплюснутый, будто великан вроде мэнква ему по голове дал, стражник наскакивал на подпирающего воротную створку здоровенного, как медведь, парнягу. Тот и впрямь походил на медведя – с короткой, будто шерсть, и такой же жесткой щетиной на голове, бугристыми мускулами, от которых потрескивала на плечах толстая стражницкая куртка, и маленькими прижмуренными глазками на простоватой, плоской, как бубен, физиономии. Далеко не сразу Аякчан сообразила, что парень-то совсем мальчишка, не старше ее самой – уж больно здоровенным тот был. Девочка невольно хихикнула: даже в высоком шлеме наскакивающий на мальчишку-переростка немолодой дядька выглядел нелепо – как цыпленок, атакующий медведя! Тот, видно, и сам понимал, что смешон, а от того ярился еще больше: