Читать книгу "Красавица и чудовище - Оливия Дрейк"

Голодный взгляд Беллы скользнул по еде.

– Ну-у… Вообще-то, я сегодня почти ничего не ела за ужином.

– Вот и отлично! Я позвоню, чтобы принесли еще одну тарелку и столовое серебро.

– Прошу вас, не делайте этого. Я справлюсь своими пальцами. – Сев за стол, она отломила кусочек хлеба, мазнула по нему размягченным маслом, а потом добавила крошку чеддера. – Именно так едят уроженцы Персии. Да и Египта, я уверена. Разве вы не помните?

Майлз сел напротив нее. Он завороженно наблюдал за тем, как Белла откусила кусочек.

– Помню. Правда, мне никогда не позволяли есть так же, – ответил он. – Даже когда мы жили в палатках, в пустыне, отец настаивал, чтобы еда подавалась на хороших льняных скатертях и серебре, как будто мы находились на официальном обеде в Англии.

Когда он протянул Белле накрахмаленную белую салфетку, она заметила:

– Вижу, вы до сих пор продолжаете эту практику.

– Именно так всегда ели в Эйлуин-Хаусе. – Майлз щедро плеснул себе вина. – Слуги пришли бы в ужас, если бы я изменил хоть одну из традиций.

Наблюдая за тем, как он потянулся за серебряными приборами, Белла сказала:

– Тогда я предлагаю вам рискнуть. Прямо сейчас.

– Чем рискнуть?

– Отложите вашу вилку с ножом и ешьте руками, как я. – С озорной улыбкой Белла взяла спелую ягоду клубники и откусила кусочек. Она явно не ждала, что герцог действительно последует ее примеру.

Майлз медленно опустил приборы. Он едва смог оторвать взгляд от ее губ, красных от клубничного сока. Ему хотелось забыть об этом чертовом ужине, отнести ее прямо в постель и насладиться нежностью ее рта, вместе с остальными восхитительными частями ее тела.

Вместо этого он завернул ломтик ростбифа в хлеб и сосредоточился на еде руками. Это было очень странное ощущение – отказаться от привычных правил, по которым он всегда жил. Он чувствовал себя свободным. Кто бы мог подумать, что он поддастся искушению сделать это, подначиваемый назойливой маленькой шалуньей, которая когда-то преследовала его в Египте!

– Почему вы не доели ужин? – спросил он. – Он вам не понравился?

Белла с опаской посмотрела на него из-под ресниц. Неужели ей так не терпелось попасть в архивную комнату?

А потом, к его удивлению, она промолвила:

– Прошу вас не счесть меня неблагодарной, ваша светлость, но английская еда такая… пресная. Она совсем не похожа на то, что я привыкла есть в Персии.

– И чем же вы там питались?

Белла выбрала куриную ножку, отломила кусочек, а затем облизнула пальцы.

– Свежие фрукты вроде инжира, фиников и гранатов. Специи вроде мяты, лимона и перца. Пироги, приготовленные на меде, а не на сахаре.

Белла наклонилась вперед, и он невольно обвел взглядом очертания ее груди под синей саржей. Она продолжила доверительным тоном:

– Если вы пообещаете никому не рассказывать, я открою вам один секрет. Это то, в чем никогда не призналась бы ни одна светская дама.

Эйлуин перебрал в уме дюжину вариантов, каждый из которых включал обнаженные тела, ароматные масла, кусочки сочных фруктов, спрятанные в потаенных местечках. Он сделал глоток вина, чтобы увлажнить пересохшее горло.

– Продолжайте, – проговорил герцог.

– Тогда позвольте мне признаться, что я – отличная кухарка, – сказала Белла. – Возможно, как-нибудь я могла бы приготовить вам мое любимое блюдо – кхорешт-е-бадемьян – тушеную ягнятину с баклажанами и куркумой. А на десерт – мороженое с шафраном и фисташками. Хотя я не знаю, где в Лондоне можно найти свежие ингредиенты для этого блюда. Обычно я покупала их у торговцев на базаре.

Майлзу хотелось, чтобы это выражение мечтательной тоски появилось на ее лице из-за него, а не из-за еды.

– Вы скучаете по жизни в Персии? – спросил он.

Отпив вина, Белла посмотрела в темное окно.

– Иногда скучаю. Но чаще всего – нет, абсолютно не скучаю. У нас был только один слуга, так что бо́льшая часть ежедневной рутинной работы по дому лежала на мне. Конечно, когда моя се… – Белла резко замолчала, ее широко распахнутые глаза смотрели на него так, будто она сболтнула что-то лишнее.

– Когда – что? – подсказал Майлз.

Губы Беллы растянулись в вежливой улыбке.

– Ничего. Та часть жизни осталась позади, ваша светлость, и я не буду докучать вам рассказами о ней. Но будьте уверены: в Эйлуин-Хаусе меня совсем избаловали. У меня есть собственная горничная, которая приносит горячую воду, разжигает огонь в камине и разбирает для меня постель. Боюсь, я стану совсем испорченной к тому времени, когда настанет пора уезжать отсюда!

Майлзу не хотелось даже думать об ее отъезде. Он быстро привыкал к присутствию Беллы в его доме – хотя, конечно, сексуальная неудовлетворенность была основной причиной его увлечения ею. Черт, да он сам с радостью бы разбирал для нее постель, если бы только она позволила ему лечь рядом!

Нет, конечно, этого никогда не случится. Она ясно дала ему понять, как относится к обольщению, когда приставила острие своего кинжал к его горлу.

Во время ужина герцог не сводил с Беллы проницательного взгляда. Он по-прежнему хотел выяснить, почему сэр Сеймур уехал из Египта так поспешно. А это означало, что он должен навести Беллу на разговор об ее отце.

– Если вы были так заняты домашними делами, то где же вы брали время для работы с отцом?

– Вечерами я помогала ему с его дневниками. И еще время от времени я могла ездить с ним на раскопки Персеполиса.

– Почему же только время от времени? Если в вашей небольшой хижине был слуга, то у вас не могло быть уж так много домашних дел, ведь вы жили только вдвоем с отцом.

Взгляд Беллы стал холодным и удивительно таинственным.

– Сразу видно, что вы никогда не занимались домом, ваша светлость, – произнесла она, отодвигая свой стул. – Ну а теперь уже совсем поздно, и я не смею долго задерживать вас. Посмотрим эти наброски?

Майлз подозревал, что она не рассказывала ему всего о своей жизни в Персии. Поставить барьер для дальнейших расспросов – это была хорошо знакомая ему тактика, так как он сам много раз прибегал к ней. Однако герцог решил на время забыть об этом. Пусть уж лучше она чувствует себя такой же расслабленной, какой была, пока ела. Только в таком состоянии из Беллы Джонс можно вытащить признание о реальной причине ее интереса к его архивам.

А еще она, возможно, ослабит бдительность и пофлиртует с ним. Быть может, у него даже появится еще один шанс заключить ее в объятия, ощутить в руках ее прекрасное тело. При одной мысли об этом кровь устремилась к его чреслам.

Майлз переставил канделябр поближе к краю стола, чтобы он получше освещал наброски. А когда Белла села, он подал ей стопку рисунков. Вместо того чтобы сесть напротив нее, Майлз подвинул к себе оттоманку. Это позволило ему оказаться как можно ближе к Белле под предлогом его интереса к отцовским наброскам.