Читать книгу "Будьте моей семьей - Татьяна Алюшина"

– Мам, мам, – поспешил Артем к ней, присел рядом, прижал к своему боку, погладил по плечу и руке. – Ну что ты расчувствовалась так, чересчур ты у меня романтичная натура. – Он поцеловал ее в висок и пошутил, передразнивая: – «Наконец дождался» – это уже что-то из дешевых сериалов.

– Да какие уж тут сериалы, – отмахнулась Лидия Архиповна. – Ты бы видел, какая Арина вышла утром из своей комнаты. Она выглядела как в воду опущенная. И самое страшное – не плакала. Мы с Аней решили, что она заболела. Есть-пить не может, ходит еле-еле, вызвала Петрова, легла на заднее сиденье в машине, и он ее увез. Мы с Аней ужасно переживали, ночь не спали почти: телефон Арины не отвечает, что с ней там, как. Только утром и позвонила. А ты говоришь, сериал. Какой там сериал, в жизни дела-сюжеты пострашней будут, никаким сценаристам не придумать. – Она снова всхлипнула и посмотрела на Артема строгим взглядом. – Знаешь, сынок, пусть ты сейчас молод, но жизнь настолько стремительно пролетает, что не дает нам возможности даже перевести дыхание. И как-то несправедливо быстро проходят лучшие годы, молодость, энергичная зрелость, и ты внезапно обнаруживаешь, что тебе уж за шестьдесят. И уже ничего невозможно возместить, исправить, и уже нет сил и энергии созидать что-то важное в жизни. И если ты не разрешишь себе любить полной мерой и жить полной мерой, то никогда не испытаешь настоящего счастья. И если ты точно уверен, – она повторила с нажимом, – вот абсолютно точно уверен, что не любишь Арину и не сможешь ее полюбить, то, как бы тебе ни было больно расставаться с Матвеем, тебе придется смириться с этой необходимостью и принять ее. Потому что девочка права: жизни нормальной у вас не получится, а страдать будет не только она, но и Матвей. И как мать она права, что увезла его от нас. Нечего ребенку прирастать к тебе душой, любить, чтобы потом стало трагедией всей его жизни, когда вы расстанетесь.

– Я не знаю, мам, я не знаю, – задумчиво ответил Артем, обнимая и все поглаживая и поглаживая маму по руке.

В первый день прилета Арина развила какую-то кипучую, не совсем здоровую активность, умудрившись все обустроить, со всеми договориться, получить заветный пропуск на санаторский пляж, сходить на рынок и, что называется, «затариться» овощами-фруктами, продуктами, привести это добро на такси и смотаться по магазинам за шмотками, потом примчаться домой и приготовить ужин.

Анна Григорьевна внучку не останавливала, лишь наблюдала за этим нервным марафонским забегом от собственных мыслей и себя самой и помалкивала, отложив до поры неизбежный главный разговор.

Понятное дело, что Арина за день так умоталась на нервном драйве, что, уложив сына спать, уже практически в полубеспамятстве доплелась до отведенной ей комнаты и рухнула на кровать.

И проспала пятнадцать часов беспробудным сном без сновидений, даже ни разу не перевернулась во сне. И проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой. Не обнаружив бабушку с Матвеем, позвонила, выяснила, что они как порядочные отдыхающие уже давно находятся на пляже.

Она долго стояла под душем, после которого выпила большую кружку крепкого кофе, сидя на веранде второго этажа и любуясь великолепным южным морским пейзажем. Заставила себя заняться хоть каким-то делом и разобрала чемоданы, приготовила обед, и в это время ее пляжники вернулись домой.

Когда наплескавшийся в море, набегавшийся, наверещавшийся от восторга и наигравшийся до изнеможения сынок, пообедав, мгновенно заснул, стоило его уложить в постель, Анна Григорьевна распорядилась безапелляционным тоном:

– Думаю, пора тебе, внученька моя дорогая, все мне объяснить.

– М-да, – без особой радости согласилась Арина.

Они устроились на веранде второго этажа с безалкогольным мохито, с удовольствием потягивая его по такой-то жаре, и Анна Григорьевна спросила своим особым, доброжелательно-железным тоном, после которого, как правило, было совершенно невозможно что-то скрывать, пытаться соскочить с темы или привирать, точно зная, что не прокатит:

– Так отчего мы, Аринушка, с такой стремительностью бежали прочь из Москвы, как от пожара?

– От обиды, сердечной боли и подлой несправедливости жизни, – перечислила Арина.

И рассказала все, начиная с момента, когда впервые увидела Артема Красногорского, шедшего по дорожке к дому с Матвеем на руках, приняв его за свою Судьбу. Рассказала об общении, которое у них сложилось, об их разговорах и о том, как ее неудержимо тянуло к нему и как ее прямо-таки обуревали чувства к этому мужчине. И о их близости поведала, которая не могла не произойти, при столь очевидной и сильной сексуальной тяге обоих, и о том, как Красногорский признался в своих отцовских чувствах к Матвею, и о причине своего стремительного побега.

Плакала, жаловалась на жизнь, на Красногорского и больше всего на себя саму, словно ее прорвало, и слова текли потоком, очищая и освобождая от переполнявшей душу горечи и обиды.

– Господи, бабуля, – негодовала она ужасно, – какая же я дура дурацкая! Представляешь, я ему в любви объяснилась! – и, прикрыв лицо ладонями, сложилась пополам.

Посидела так, пораскачивалась немного, испытывая жгучую обиду на Артема, ругая себя и сетуя. Сделав глубокий вдох, выпрямилась и посмотрела больными глазами на Анну Григорьевну.

– Он ведь так прямо и сказал: «Нет, я тебя не люблю!» Представляешь? – еле сдерживая слезы, все жаловалась она.

– Это странно, – задумчиво протянула Анна Григорьевна, глядя вдаль на просвечивавшее лазурной синевой сквозь деревья море. – Он вел себя совершенно не так, как ведут себя обычно люди с теми, кого не любят. Может, он сам не разобрался пока в своих чувствах?

– Господи, ба! – воскликнула, сокрушаясь и негодуя, Арина. – Что в них разбираться? Ты либо любишь, либо нет. Я люблю, он вот нет. Да, я ему нравлюсь, да, нам очень хорошо в постели, даже больше чем хорошо, мы просто нереально совпадаем в этом плане, у меня такого никогда в жизни не было, но не более того. Он бы никогда не сделал мне предложения, если бы не Матвей, и он достаточно четко дал это понять. Все.

– Не знаю, – не согласилась бабушка. – Мы же с Лидой наблюдали за вами и видели, как вы общаетесь, как вы друг на друга смотрите, тихо радовались, проявляя осторожный оптимизм, надеялись, что у вас все сложится.

– Ба, это простое сексуальное притяжение и ничего более. Он обычный мужчина, который любит секс, а если ему еще и женщина симпатична и с ней интересно поговорить, тогда вообще замечательно. И все, – настаивала Арина на своем и, резким движением вытерев тыльной стороной ладони слезы, объяснила: – Сейчас никто не циклится на сексе, считая его чем-то незначительным: подумаешь, переспали, все равно что в бане попарились или справили естественные потребности, ерунда! Какие там чувства-привязанности. Сейчас с этим все проще: переспал и пошел дальше. А у меня все как ни мужик, так либо страсти, либо любовь и страсти! – негодовала она ужасно. – Может, я какая-то не такая у тебя? С прибабахом?

– И все же я думаю, что не все так прямолинейно, – задумчиво произнесла Анна Григорьевна, не отреагировав на горячее выступление внучки должным образом. – По крайней мере, когда человек заявляет так открыто и уверенно, что кого-то не любит, он ведет себя совершенно иначе.