Читать книгу "Слишком верная жена - Наталия Антонова"

— И чего ты на Басаргине зациклился?

— Потому, что он не мужик, а кремень.

— И кремень может надоесть такой женщине, как Маргарита. А с Фалалеевым могла сработать пословица: «Старая любовь не ржавеет».

— Да пойми ты! — воскликнул Наполеонов. — Басаргин не тот человек, что позволит какой-то там дамочке играть собой, как кошке с мышкой!

— Он влюблен в Максименкову.

— Он любит ее, а не просто влюблен.

— Ну и что?

— А то, что он ее от себя не отпустит.

— Интересно, — Мирослава задумалась и сказала: — Может быть, ты и прав.

— Не может, а точно прав.

— Тогда это новая версия.

— Какая еще версия? — недовольно спросил Наполеонов.

— Такая! Ты говоришь, что Басаргин не намерен отпускать от себя Маргариту.

— Ну?

— Но он не может заточить ее в башню.

— Не может…

— Значит, она может ускользнуть в любое время, несмотря на его хватку.

— Опять двадцать пять! — воскликнул Наполеонов. — Говорю же тебе, от таких, как Басаргин, не ускальзывают.

— Вот он и мог избавиться от соперника раз и навсегда, так сказать, кардинальным способом.

— Против Басаргина нет никаких улик!

— Зато против Максименковой улик слишком много.

— И все неопровержимые!

— Потому, что никто не пытался их опровергнуть!

— Извини, но как можно опровергнуть отпечатки пальцев, туфель, подлинность почерка и ДНК слюны, в конце концов, на сигаретах?

— С сигаретами все очень просто! Если мне нужно тебя подставить, я бы взяла окурки у тебя дома.

— Я не курю.

— Бутылку тоже.

— А я буду делать вид, что не замечаю, как ты шаришь по моей квартире?! — ехидно спросил Шура.

— Я могу подсыпать тебе в чай снотворное.

— Я почувствую привкус.

— Хорошо, в спиртное.

— Моя мама не пьет, — хмыкнул Наполеонов.

— Шура, причем тут твоя мама?

— Она заметит твои проделки!

— Маргарита живет одна. И я просто привела тебе пример. Ты же не станешь отрицать, что экспертиза обнаружила снотворное в крови Фалалеева?

— Не стану. Но он мог принять его сам.

— Зачем?

— От бессонницы.

— Никто не упоминал, что Фалалеев плохо спал по ночам. И где флакон от лекарства?

— Мало ли, например, выбросил.

— Чушь.

— А записка?

— Ее можно вырвать из дневника…

— Ага.

— Взять старое письмо. Да мало ли?!

— Это не прокатит, — заметил Наполеонов, — если ты намерена опровергать улики, то должна найти что-то посущественнее.

— И с туфлей тоже странно. Ты не находишь?

— Чего с ней странного?

— Зачем она выбросила вторую в мусорный бачок рядом со своим домом?

— Мало ли, нервничала, торопилась, не подумала хорошо…

— Бред!

— Бред не бред, но улик много.

— А ты уверен, что Фалалеев собирался возвращаться к жене?

— Он уже вернулся!

— И жил на даче?

— Временно! Все свидетели твердят, что получили приглашение в ресторан, где чета Фалалеевых собиралась отмечать свое воссоединение. Или тебе кто-то сказал противоположное?

— Не сказал, — вынужденно призналась Мирослава.

О словах Маргариты она решила не упоминать.

— Тогда чего забор городить?

— Может, наоборот…

— Чего наоборот?

— Разобрать надо забор, вернее, частокол, который кто-то нагородил, чтобы не было видно правды.

— Ну-ну, разбирай. А я посмотрю, как ты будешь это делать.

— А помочь ты мне не хочешь?

— Зачем?

— Чтобы дело сдать в суд, с чистой совестью предъявив настоящего убийцу.

— Настоящий убийца задержан! — отрезал Наполеонов.

Часа через полтора Шура, видя, что Мирослава сегодня явно не расположена к нему, уехал домой.

— Поздно уже, — проговорил Морис, — оставайся ночевать.

— Не останусь, — проворчал Наполеонов, — опасаюсь за свою жизнь.

— За что опасаешься? — удивился Миндаугас.

— За жизнь! Со Славки станется, подкрадется ночью и придушит!

— За что?!

— За плохую следственную работу!

— А если за это, — не смог сдержаться от иронии Морис, — тогда тебе виднее.

— И ты туда же? — укорил друга Шура.

— Просто, может, тебе стоит взглянуть на дело с другой стороны?

— Уеду я от вас! — ответил Шура. — Недобрые вы!

И он, выйдя из дома, сел в свою «Ладу Калину» и умчался в город.

Дома он невольно разбудил уже уснувшую мать.

Встревоженная Софья Марковна принялась расспрашивать сына:

— Ты чего приехал, Шурочка?

— Я что, не имею права домой приехать? — вспылил Наполеонов. — Мне что, в гостинице теперь ночевать или в своем рабочем кабинете?

— У тебя неприятности? — заботливо спросила мать и погладила его, как в детстве, по макушке.

— Целый ворох! — признался сын.

— Ужинать будешь?

— Нет, я поел.

— Тогда ложись, — мать снова ласково погладила рыжевато-русый ежик сыновних волос, — утро вечера мудренее.

— Только мне сказок народных до полного счастья не хватает, — проворчал сын.

— Это сы´ночка не сказки, это народная мудрость, я тебе сейчас чая ромашкового заварю.

— Не хочу! — Он быстро скрылся в своей комнате и плотно закрыл за собой дверь.

Софья Марковна вздохнула, пошла на кухню и заварила ромашковый чай для себя.

Мирослава тоже долго не могла заснуть, она ворочалась с боку на бок. Уже хотела выйти в сад…

Но передумала, подхватила кота под мышку и пошла к Морису. Она тихонько постучала.

— Да, — прозвучал его голос.

— Можно? — Она приоткрыла дверь и увидела, что на прикроватной тумбочке горит ночник.

Мирослава опустила на пол кота, который сразу запрыгнул на постель.

— Ты не спишь? — спросила Волгина.

— Нет, читаю.