Читать книгу "Мой мальчик - Ник Хорнби"

— Хотел бы я уметь так танцевать, — сказал Маркус.

Элли скорчила рожу.

— Все могут так танцевать. Главное условие — паршивая музыка и полное отсутствие мозгов.

— Мне кажется, она замечательно выглядит. Ей весело.

— А кому какое дело до ее веселья? Главное то, что она выглядит, как полная идиотка.

— А ты любишь свою маму?

— Да, она ничего.

— А папу?

— Он тоже ничего. Они не живут вместе.

— А ты из-за этого переживаешь?

— Нет. Иногда. Не хочу об этом говорить. Ну что, Маркус, ты хорошо прожил девяносто третий год?

Маркус на минутку задумался о том, каким был девяносто третий год, и мгновенно понял, что девяносто третий год назвать хорошим нельзя. Он мог сравнивать его только с десятью-одиннадцатью прожитыми годами; года три-четыре из них он почти не помнил, но, насколько он мог судить, год, похожий на тот, что пришлось ему пережить, не понравился бы никому. Новая школа, инцидент с больницей, ребята из школы… год прошел совершенно впустую.

— Нет.

— Тебе нужно выпить, — поставила диагноз Элли. — Что ты будешь? Я принесу, и ты мне обо всем расскажешь. Только учти: я могу заскучать и уйти разговаривать с другими, со мной такое бывает.

— Хорошо.

— Так что ты будешь пить?

— Колу.

— Тебе нужно выпить по-настоящему.

— Мне еще не разрешают.

— Я тебе разрешаю. И, если собираешься быть сегодня моим спутником, я настаиваю, чтобы ты выпил чего-нибудь нормального. Я кое-что плесну тебе в колу, ладно?

— Ладно.

Элли исчезла из виду, и Маркус огляделся вокруг, чтобы найти маму: она стояла и разговаривала с незнакомым мужчиной и часто смеялась. Он обрадовался, потому что нервничал из-за предстоящего вечера. Уилл сказал ему присматривать за мамой на Новый год, и хоть он и не объяснил почему, Маркус догадался: в это время многие из тех, кому было тяжело, кончали с собой. Где-то он про это видел, кажется, в сериале из жизни нью-йоркской полиции, и поэтому предстоящий вечер навис над ним темным облаком. Он решил следить за мамой весь вечер, пытаясь заметить в ее взгляде, голосе или словах что-то, что могло бы выдать намерение сделать это снова, но все выходило по-другому: она, как и все вокруг, потихоньку напивалась и хохотала. Разве люди убивают себя через пару часов после того, как на празднике хохотали до упаду? Видимо, нет, подумал он. Когда смеешься, от мыслей о самоубийстве тебя отделяет огромное расстояние — теперь, размышляя об этом, он оперировал милями. Со "Дня дохлой утки" он представлял самоубийство мамы как край пропасти: иногда, в дни, когда она выглядела грустной или отрешенной, ему казалось, что они находятся в опасной близости к этому краю, а в другие дни, например, на Рождество или сегодня, — что они за сотни миль от этой пропасти и мчатся по шоссе на автомобиле. В "День дохлой утки" они чуть не свалились в нее: ужасный визг тормозов и два колеса, свесившихся в пропасть.

Элли вернулась с пластиковым стаканчиком в руках, в котором плескалось нечто, похожее на колу, но только с запахом алкоголя.

— Что там?

— Шерри.

— Вот, значит, что пьют люди? Колу и шерри? — Он осторожно глотнул. На вкус густая жидкость была приятной, сладкой и согревающей.

— Ну, так почему же у тебя был такой дерьмовый год? — спросила Элли. — Мне ты можешь рассказать. Тетушка Элли все поймет.

— Просто… не знаю. Произошло много всего ужасного. — Ему не хотелось рассказывать Элли, что конкретно произошло, потому что он не знал, друзья они или нет. Еще неизвестно, чего от нее ждать: быть может, в один прекрасный день она зайдет к себе в класс и раструбит об этом всем вокруг, или, может, поймет правильно. Но рисковать не стоило.

— Твоя мама пыталась покончить с собой, да?

Маркус посмотрел на нее, сделал большой глоток коктейля, и его чуть не стошнило прямо на Элли.

— Нет, — ответил он быстро, когда прокашлялся и проглотил нахлынувшую волну.

— Разве?

— Ну, — сказал он, — не совсем.

Он понимал, как глупо это прозвучало, и залился краской, но тут Элли расхохоталась. Он и забыл, что умеет ее так смешить, и ему стало легче.

— Прости, Маркус. Я понимаю, что это серьезно, но ты такой смешной.

Тогда он тоже захихикал, а во рту у него был вкус отрыжки шерри.

Маркус никогда прежде серьезно не разговаривал ни с кем из сверстников. У него, конечно, бывали серьезные разговоры с мамой, с папой, с Уиллом — ну, почти серьезные. Но с ними вполне естественно вести подобные разговоры, хотя, конечно, и тут нужно следить за тем, что говоришь. А с Элли он чувствовал себя по-другому; как-то проще, хотя она, во-первых, девчонка, во-вторых — старше него и, в-третьих, довольно жуткая.

Оказывается, она давно все знала — подслушала разговор своей мамы и Сьюзи сразу после того, как это произошло, но связала все с Маркусом гораздо позже.

— И знаешь, что я подумала? Сейчас мне это кажется ужасным, но тогда я подумала: "Почему она не может убить себя, если ей этого хочется?"

— Но у нее есть я.

— Тогда я тебя еще не знала.

— Нет, я имею в виду, каково бы тебе было, если бы твоя мама решила покончить с собой?

Элли улыбнулась.

— Каково бы мне было? Не очень. Потому что я люблю свою маму. Но все-таки это ее жизнь.

Маркус задумался. Он не знал, действительно ли его мама может распоряжаться своей жизнью.

— А если у тебя есть дети? Тогда ведь это уже не твоя жизнь, разве нет?

— У тебя же есть папа. Он бы присматривал за тобой.

— Да, но… — В том, что говорила Элли, что-то было не так. Получалось, как если бы его мама простудилась, а в бассейн его отвел бы папа.

— Понимаешь, если бы твой папа покончил с собой, никто бы не сказал, что, мол, ах, у него же сын. А когда это делают женщины, все в шоке. Разве справедливо?

— Это потому, что я живу с мамой. Если бы я жил с папой, то он тоже не мог бы распоряжаться своей жизнью.

— Но ты же не живешь с папой. Да и вообще, кто живет с папами? У нас в школе у кучи детей родители в разводе. И никто из них не живет с папами.

— А Стивен Вудс?

— Ну, хорошо, Стивен Вудс, ты победил.

Хоть они и говорили на грустную тему, все равно Маркусу разговор нравился. Он представлялся ему значительным, монументальным, как будто его можно было обойти вокруг и рассмотреть с разных сторон, а когда разговариваешь с детьми, такого обычно не бывает. "Ты вчера смотрел вечером хит-парад лучших клипов?" Немного пищи для размышлений, правда? Отвечаешь "да" или "нет", и все дела. Теперь было ясно, почему его мама выбирает друзей, а не просто мирится с компанией первого встречного, или тусуется с фанатами какой-нибудь футбольной команды, или общается с теми, кто одевается так же, как она, — как это обычно и происходит в школе. Должно быть, его мама ведет такие же разговоры со Сьюзи, разговоры, которые не оставляют равнодушным, где все, сказанное собеседником, подталкивает к размышлениям.