Читать книгу "Искатели - Сергей Волков"

И плюнул. На дощатый пол.

Как разум мой, он пуст и гол,

И нет ни версии, ни веры…

Мой Бог, безносая, угрюм.

Тебе, пожалуй, сломит шею.

Уйди! Я от вина дурею

И извергаю смрад и шум.

Сижу. Как Байрон, весь в тоске.

Гнетут бумажные застенки.

Опять про смерть и про коленки,

Про стопку в страждущей руке…

Ну, все. Упал лицом на стол.

Страницы облепили щеки.

Как черви, уползают строки,

Вся чушь, что я здесь напорол…

- Что это? - удивленно спросил я, снимая наушник.

Борис улыбнулся.

- Песня, соответствующая моменту! Это из раннего «ЛСД», слыхал такую группу?

Я кивнул, а Борис продолжил:

- Я современную музыку вообще слушать не могу, все эти рэпы-рэйвы-техно-дэнсы… Чего там еще есть? Хип-хоп? Бр-р-р, муть! Так, собрал коллекцию любимых в ранней молодости групп, благо, на «Горбушке» все можно достать, теперь балдею!

Я в свое время тоже увлекался музыкой, поэтому у нас с Борисом, оказавшимся упертым меломаном, нашлось о чем поговорить аж до самого Гагарина.

Народу в электричке становилось все меньше и меньше, да и типажи поменялись - если вначале с нами ехали одни москвичи, то теперь на остановках в вагон залезали мрачноватые, дряхлые бабули с корзинками и котомками.

* * *

В Вязьму приехали в седьмом часу. Накрапывал нудный дождик. Здесь было существенно холоднее, чем в Москве, а может быть, нам просто так показалось после теплого вагона электрички. Низенький, обшарпанный вокзальчик был пуст, и наши шаги отдавались гулким эхом в давно не крашенных стенах.

В справочном бюро Борису сказали, что никакого Корьёва не знают, и посоветовали сходить на автовокзал, до которого рукой подать - он притулился тут же, на привокзальной площади.

Автовокзал оказался деревянным одноэтажным зданьицем с навесом, под которым жались от дождя несколько сереньких старушек. Борис, решительно расплескивая лужи, устремился к ним.

- Здорово, бабули! Как нам до Корьёво доехать?

Старушки завозились, переглядываясь, зашептались, и, наконец одна, самая бойкая, ответила, шамкая беззубыми челюстями:

- Так до Корьёво амтобусов не ходить, милок! Вам до Гришино надоть, а тама уже пешком, недалеча, километров пять!

- Спасибо, бабули, дай вам Бог здоровья! - весело сказал Борис и пошел к кассам, за билетами.

Я закурил и спрятался под навес, оглядываясь. Вязьма после великолепия залитых светом московских улиц казалась мне темной, убогой деревенькой. Лишь кое-где горели фонари, не освещая, а словно наоборот, подчеркивая сгустившуюся темноту.

Чуть в стороне светились окна пятиэтажек, у вокзала пестрели витринами приметы времени - коммерческие палатки. Я вспомнил стихи, слышанные еще в юности от одного из поэтов-любителей моего родного городка:

Пусто. Ветер гоняет

Мусор по площади рынка.

Кто- то стакан допивает.

Тоскливое слово - глубинка…

Написанные про совсем другой, далекий, приуральский город, эти строки подходили к провинциальной Вязьме как нельзя лучше. Тоскливое слово - глубинка!…

Неожиданно кто-то тронул меня за рукав. Я обернулся - одна из бабушек, в стеганой душегрейке, спросила:

- Сынок, а чего вам в Корьёве-то понадобилось?

Надо было срочно сочинить какую-нибудь легенду, но я для начала ограничился пространным ответом:

- Дела у нас там, мать!

- Дела-а… - протянула старушка: - Да какие могуть быть там дела? В Корьёве шесть домов осталося, в трех тока живуть, остальные развалилися давно! Я че хотела-то - тут к нам из города часто ездиют, дома покупают в деревнях да летом в них живут! Ты, сынок, ежели дом надумал покупать, лучшее у нас, в Клушинке покупай - до дороги близко, и село большое, магазин есть, клуб. А че там, в Корьёве - глухомань…

- Спасибо, мать! Только мы не дом приехали покупать, мы - в гости! - я назвал самую простую причину визита в эту глушь, но спустя секунду понял, что ошибся.

- Да-а? - обрадованно защебетала старуха: - Это к кому же? У Зинки-Кукушки, продавщицы из Гришинского магазина, вся родня тута, в Вязьеме! У бабы Клани окромя Андрейки и внучат нет никого, баба Света одна, с войны, почитай, живет! А больше нашенских в Корьёво нету! А! Сынок, ты-вы к художнице, наверноть?

Я кивнул, радуясь, что в старухиных познаниях образовалась брешь. Но бабка не унималась:

- Художница, она девка хорошая! Только сурьезная шибко, разговаривать не любит! А ты кем ей будешь-то? Уж не мужик ли ейный?

Я уже начал злиться, хороши разведчики, приехали, называется, инкогнито! Тут любая бабка весь район знает, каждый чужой человек на виду!

Я выбросил окурок, и как можно суровее сказал:

- Не муж я ей, а брат! Брат двоюродный! Понятно?

- Понятно, родимый, как не понять… - забормотала бабуля, отошла к своим товаркам, и спустя мгновение оттуда донесся скользкий шепоток: «К художнице… говорит, брательник, а не похож… видать… муж, наверноть… замириваться приехал…».

Я аж сплюнул с досады - вот так и рождаются сплетни!

Минут через десять вернулся Борис, какой-то подозрительно грустный и потухший.

- Ну, как? Купил билеты?

- Серега, ты понимаешь… Это… Короче, последний автобус в Гришино ушел два часа назад! - Борис виновато шмыгнул носом.

- И что теперь делать? - спросил я как можно спокойнее.

- Может, на вокзале переночуем? - без особого оптимизма предложил Борис.

Сзади послышался шорох. Я обернулся, и старушки, прислушивающиеся к нашему разговору, все, как одна, отвернулись с равнодушным видом, мол, нам до вас и дела никакого нет.

Я помолчал и обратился к бабкам:

- А что, уважаемые, кроме как через Гришино, до Корьёво нет другой дороги?

- Да есть, есть, милай! - закивали сразу несколько бабулек: - С нами до Клушенки доедите, а там по асфальту до Гришина пятнадцать километров, а если лесом - то меньше. А то можить вон, Пустырихе на бутылку датите, так ейный старик вас на лошади проселком отвезет!

Борис оживился.

- А которая тут Пустыриха?

На передний план выдвинулась крючконосая, на вид совсем древняя старуха, оглядела нас и сварливо проскрипела:

- Каму Пустыриха, а каму и баба Катя!

Борис смешался, и я подхватил разговор, как можно нежнее сказав: