Читать книгу "Счастье по Аристотелю - Эдит Холл"

В своих трудах, посвященных животному миру, Аристотель демонстрирует среди прочего веру в житейский ум и смекалку необразованного простого народа. Эта вера связана с его убеждением, что «умная толпа», составляющая суть демократии, принимает наилучшие коллективные решения. Он пересказывает услышанное им об изготовлении шелка из коконов бабочки большой ночной павлиний глаз (Saturnia pyri) на острове Кос: «Женщины снимают нити, разматывая их, а затем ткут; первая из них, которая начала ткать, как передают, была Памфила, дочь Платея». Из бесед с охотниками он узнавал, что олених «зачаровывают» пением и насвистыванием и что первые короткие прямые рожки у оленей-двухлеток называются «колкáми», поскольку напоминают деревянные колышки, на которые вешают одежду.

Подробные рассуждения о слуховых способностях и вкусовых ощущениях у рыб появились в «Истории животных» благодаря долгим разговорам с рыбаками о том, как они максимизируют улов, в каких-то случаях намеренно шумя, а в каких-то подплывая к косяку беззвучно и выбирая наиболее действенную для данного вида рыб приманку. В двух афинских бухтах – Фалероне и Пирее – Аристотель выяснял разницу между видами анчоусов. Он узнавал народные названия моллюсков, такие как «луковица» или «вонючка», отражающие отличительные особенности этих животных. Платон бы ужаснулся. Основатель Академии, разработавший теорию «идей», наверняка лишь хмыкнул бы саркастически, услышав красноречивые уверения своего ученика, что естествоиспытатель должен прислушиваться к «простым» людям – охотникам, земледельцам, рыболовам, ежедневно имеющим дело с растениями и животными: «Те, кто лучше знает природные явления, скорее могут делать предположения о первоначалах, позволяющих связать вместе многое»[27].

Самый важный урок, который мы можем вынести из трудов Аристотеля, – о неразрывной связи человека с остальной природой. Рассуждения о смене окраски шерстного и перьевого покрова у живых существ Аристотель начинает с очередности появления седины у человека: «Первыми седеют виски, и передние части седеют раньше задних; последними – волосы на лобке». Следом он переходит к животным, у большинства из которых, как и у человека, седина выступает признаком старости. Есть и исключения, например журавли, с возрастом, наоборот, темнеющие. У других видов смена окраски может быть обусловлена рационом, сезонной линькой или факторами внешней среды – такими, как состав речной воды, в которой купаются овцы.

Человек – это животное общественное, объясняет Аристотель, то есть принадлежащее к той же категории, что пчелы, осы, муравьи и журавли. Но как существу сложному человеку нравится и одиночество, по крайней мере дозированное. У животных встречаются узнаваемые формы управления, схожие с человеческими, – у пчел, в частности, имеется королева. Какие-то животные кочуют, другие оседают на одном месте, строят постоянное жилище и точно так же, как люди, приучают потомство к своему укладу. Особенно восхищают Аристотеля в этом отношении ласточки:

…она переплетает с прутиками грязь и, если не хватает грязи, смочив себя, катается крыльями в пыли. Далее она делает из соломы ложе, как люди, укладывая сначала твердые соломинки и соблюдая соответствие в величине. О кормлении детей заботятся оба родителя; они дают каждому, наблюдая по какой-то привычке, кто получил раньше, чтобы не взял два раза. И экскременты сначала они выбрасывают сами, затем учат птенцов, когда те вырастут, испражняться, поворачиваясь наружу.

По зоологическим трудам Аристотеля отчетливо заметно, какое удовольствие доставляли ему наблюдения за животными. Живи он сегодня, мог бы снимать научно-популярные передачи, не уступающие шедеврам Дэвида Аттенборо. Разве можно не любить человека, который описывает один из видов королька в таких выражениях: «Эта птица по величине немногим больше акриды имеет пурпурный хохол и вообще очень приятная и изящная птичка»?

О несомненных подробных систематических наблюдениях свидетельствуют и передовые гипотезы Аристотеля о перелетах птиц через Черное и Средиземное моря. Он подмечает у птиц ряд особенностей, которые, по его мнению, сильнее всего сближают их с человеком: это не только хождение на двух ногах, но и умение издавать членораздельные звуки. Он размышляет о том, как разнообразно представлены в животном мире голосовые способности:

Одни животные издают звуки, другие безгласны, третьи одарены голосом, причем одни из них имеют речь, другие издают нечленораздельные звуки, одни болтливы, другие молчаливы, иные поют, другие неспособны к пению; для всех [из числа этих третьих] общее то, что они больше всего поют и болтают в период спаривания.

Немало почерпнул Аристотель из бесед с птицеловами, отлично знавшими повадки разных видов птиц и умевшими рассказать о своем занятии живым образным языком: ушастую сову он описывает как «пересмешницу и подражательницу; ее ловят, когда она состязается в танце с охотником» – то есть пока сова самозабвенно передразнивает пляшущего перед ней птицелова, второй хватает ее сзади. Присутствуя при попытке подпоить болтливого индийского попугая, Аристотель убедился, что тот «становится более невоздержанным, когда выпьет вина».

Во времена Аристотеля численность человеческого населения была небольшой, даже для известного тогда мира, и современники философа плохо представляли себе, как далеко простираются земли за пределами уже освоенной территории. Несмотря на периодические неурожаи и нехватку пищи, ни у кого не возникало ощущения, что природные дары и ресурсы – лес, рыба, певчие птицы, горные львы, новые берега, которые можно колонизировать, – когда-нибудь закончатся. Тем более пророческим выглядит замечание Аристотеля, когда при описании моллюсков он упоминает определенный вид гребешков с острова Лесбос, который считался вымершим. В их исчезновении были повинны не только засухи, но и «инструмент, которым [гребешков] отскабливали», то есть собирали в заливе. Деятельность человека привела к гибели целой колонии живых существ. В мировой литературе это, вероятно, первое упоминание чрезмерного вылова – одной из разновидностей чрезвычайных экологических ситуаций, признанных сегодня на международном уровне. О том, как человеческая жадность сказывается на естественном развитии популяций, повествует и приведенная Аристотелем в «Риторике» поговорка «Как карпафский житель и заяц». Житель Карпатоса, решив заработать на продаже зайчатины, завез на остров пару зайцев – и вскоре те, расплодившись, принялись уничтожать посевы, огороды и местную растительность.

Аристотель был отлично осведомлен о потенциально пагубных последствиях вмешательства в ход естественных процессов. Даже огородные овощи, отмечает он, получающие искусственное орошение, растут лучше, если их поливает еще и дождь, то есть предпочитают природное воздействие. Некоторые скотоводческие методы он порицает как противоестественные и потому вредоносные, в частности обычай спаривать у определенных видов домашних животных молодняк с родительницами. К подобному близкородственному скрещиванию прибегали в том случае, если владелец не мог позволить себе производителя или когда мать и потомство обладали особенно ценными качествами, которые требовалось сохранить при дальнейшем разведении.