Читать книгу "Шпионы ХХ века. От царской охранки до ЦРУ и КГБ - Джефри Ричелсон"

Кроме признаков и предостережений. Советы пользовались и данными разведки — в виде документов, показаний перебежчиков или донесений ряда военачальников и агентов. Через несколько дней после подписания Гитлером директивы, утверждавшей план "Барбаросса", аккуратный конспект этого документа был выслан анонимным письмом советскому военному атташе в Берлине.

Через некоторое время после захвата Чехословакии немцами вице-президент заводов "Шкода" предложил свои услуги советской военной разведке. В апреле 1941 года он донес, основываясь на сведениях, почерпнутых благодаря знакомству со старшими немецкими офицерами в Чехословакии, о массированной передислокации вермахта к советской границе и что его организации приказано прекратить поставку оружия в Советский Союз, поскольку на вторую половину июня запланирована война.

Но наиболее важные разведданные касательно германских намерений и развертывания войск были предоставлены Рихардом Зорге и советской агентурой в самом рейхе. 2 мая Зорге донес из Токио, что "Гитлер полон решимости развязать войну и уничтожить СССР с целью захватить европейскую часть СССР в качестве базы сырьевых и зерновых ресурсов… Решение о переходе к военным действиям будет принято Гитлером в мае".

19 мая, вслед за двумя предыдущими сообщениями, предсказывавшими немецкое нападение в конце мая, Зорге донес: "Против СССР будут направлены девять армий, состоящие из 150 дивизий". Он также подготовил послание, предсказывающее нападение 20 июня, хотя до Москвы оно так и не дошло.

Согласно одобренному КГБ отчету, наиболее важное из последних предостережений о нападении фашистов было получено Москвой 16 июня 1941 года от "двух наших разведывательных групп в Берлине". Эти группы — вероятно, группа Арвида Харнака из Министерства экономики и группа лейтенанта Гарро Шульце-Бойзена из Министерства авиации[23] доложили, что "все военные приготовления Германии к вооруженному нападению на Советский Союз полностью завершены и удара следует ожидать в любую минуту".

Самое последнее предостережение было отправлено старшим офицером разведки Леопольдом Треппером 21 июня. Собираясь выехать в Польшу, во время ряда застолий со старшими офицерами СС во Франции он узнал, что Гитлер нанесет удар в июне. Рано утром 21-го, в Париже, ему стало известно, что вермахт перейдет в наступление в ту же ночь. Не имея в своем распоряжении радиопередатчика. Треппер был вынужден передать информацию через советское посольство в Виши. Прибыв в этот вечер в Виши. Треппер сказал военному а паше генерал-майору И. А. Суслопарову: "Вот послание жизненной важности, для немедленной отправки!" Но Суслопаров сомневался и разрешил передать сообщение только уступая настояниям Треппера.

Но все признаки, предостережения и разведданные от высших офицеров советской разведки не были востребованы — по целому ряду причин. Советы получили значительно больше признаков, предостережений и разведывательных донесений, чем здесь упомянуто. Некоторые из них не стоили доверия, бросая тень сомнения на другие. Признаки или предостережения, особенно те, в которых немецкие офицеры сообщали или намекали о близости войны, легко было интерпретировать как часть сговора с целью добиться от Советов дальнейших уступок.

Да и немцы приложили немало усилий для дезинформации Советов. В 1940 году Гитлер запустил две обширные программы дезинформации. Первая объясняла скопление войск на востоке как часть подготовки к вторжению в Англию — операция "Морской лев". Переброска сил на восток якобы осуществлялась с целью обучения и размещения их вне досягаемости британских бомбардировщиков и разведывательных самолетов. Позднее в том же году, в сентябре, Гитлер проинструктировал абвер, чтобы тот представлял переброску войск на восток как меру предосторожности на случай враждебных действий Советов. Ближе к дате вторжения, вскоре после 17 мая 1941 года, Министерство иностранных дел рейха разгласило во всеуслышание, что действия Германии будут зависеть от поведения Советского Союза. То же заявление после 25 мая распространяло немецкое главнокомандование (Oberkommando des Heeres, ОКН).

Роль дополнительного фактора сыграл начальник военной разведки генерал Филипп Иванович Голиков. По словам тогдашнего начальника штаба маршала Георгия Жукова, Голиков посылал свои донесения, построенные на рапортах Треппера, Зорге и прочих важнейших информаторов, исключительно Сталину. Этих донесений не видели даже Жуков и комиссар обороны.

К несчастью для миллионов советских солдат и мирных граждан, Сталин и Голиков были убеждены, что до войны с Германией в запасе еще несколько лет, а противоречащие этому убеждению донесения сфабрикованы коварными англичанами, чтобы вовлечь Советы в войну с Гитлером, что вынудит Германию воевать на два фронта. 21 марта 1941 года Голиков подал Сталину рапорт, в котором рассуждал о признаках немецких планов внезапного нападения, но заключал, что такое нападение маловероятно, пока не будет решен вопрос о войне с Британией. В своем рапорте Голиков эхом повторил сталинскую строку, заявив: "Слухи и документы, заявляющие, что война против СССР неизбежна этой весной, следует воспринимать как дезинформацию, подготовленную английскими, а может быть, даже немецкими спецслужбами".

Но все дело было именно в Сталине. Он назначил Голикова начальником РУ, потому что тот был преданным сталинистом, разделявшим веру Сталина в существование британского заговора с целью спровоцировать военный конфликт между Советским Союзом и Германией. Сталин упорно отвергал разведывательные данные, предоставленные его лучшими агентами, из которых следовало, что Гитлер планирует нападение. Возможно, это отчасти объясняется доступом Советов через Джона Кернкросса к британским разведывательным прогнозам, которые до середины июня 1941 года не подтверждали предостережений, которые Сталин получал от правительства Черчилля.

Но более серьезным фактором в отказе Сталина даже думать о возможной надежности красноречивых признаков и донесений от доверенных источников было его нежелание подвергать сомнению собственные суждения. Резидент РУ в Праге, основываясь на разведданных от вице-президента заводов "Шкода", 17 апреля 1941 года отправил донесение, предупреждавшее о немецком нападении во второй половине июня и отмечавшее надежность источника. Сталин вернул донесение, собственноручно приписав: "Английская провокация. Расследовать! Сталин".

Донесение Зорге от 19 мая заставило Сталина отозваться о своем лучшем японском агенте: "Дерьмо, обзавелся там в Японии заводиками и борделями". Донесения 16 июня от Харнака и Шульце-Бойзена заслужили отзыв, что "верить нельзя никому из немцев, кроме Вильгельма Пика [члена Германской коммунистической партии, жившего в Москве]".

Последнее донесение Треппера Сталин тоже отверг, хотя и необычайно вежливо. Получив сообщение о донесении, Сталин заметил: "Как правило, Отто [кодовое имя Треппера] посылает нам надежные материалы, оказывающие честь его политическим суждениям. Как же он не сумел тотчас же распознать, что это всего-навсего британская провокация?"

ПЁРЛ-ХАРБОР