Читать книгу "Объект Стив - Сэм Липсайт"

Она задергалась ко мне, жужжа сервопротезами. Голос Генриха метался по комнате:

— …и охотник почувствовал, как бивень прошел сквозь него, скажу без прикрас, ребятки, холодный острый бивень вошел ему в задний проход и, пропоров кишки, вышел из груди. Охотник оказался будто на кол посажен. Окончательно и бесповоротно. Но даже тогда, в предсмертных корчах на огромном вертеле из слоновой кости, даже когда слон поднял голову и наш охотник ощутил, как его окутывает жаркое зловонное дыхание зверя, а ужасающий рев разрывает ему барабанные перепонки, все же не смог ничего понять охотник и, собрав последние остатки сил, крикнул: «Почему? Скажи, почему? Ты же назвал меня братом». И слон моргнул и опустил голову, и хоботом скинул продырявленного охотника, изувеченную кучу, под полог джунглей. «Я знаю, что назвал тебя братом, — ответил слон, пожав исполинскими белыми плечами. — Извини, должно быть, обознался».

В глазах Генриха завертелись розовые шестеренки.

— Не стоит и говорить, детишки, — сказал он, — сейчас Кливленд — уже не тот индустриальный центр, каким был раньше.

Из монитора еще раз пронзительно повизжало, и экран погас.

— Господи Иисусе, — сказал я.

— Таков контент, — сказала Рени.

— Я слышал по радио. У вас большой мультимедийный проект.

— Чепуха пиарщиков. Такие идеи сдохли уже давно. Мы же в лесу жили, что мы там знали? Мы просто лохи. Мы — лохи, и мы лоханулись.

— Я встречался с поклонниками.

— Как я и говорила, — сказала Рени.

— Рени.

— Что.

— Ты ходишь.

— Я не на это рассчитывала.

Рени нажала на кнопку своего костыля, постояла, пожужжала моторчиками. И задергалась прочь.

Все собрались у центрального подиума Трубайта — целое море влажных причесок и призрачной кожи. В заднем ряду сидела девушка с радикальным бальзамом — рядом с парнем, тоже сошедшим с самолета. У него были зеленовато-лимонные бакенбарды и джинсовая куртка на коленях. Ему дрочили, судя по всему.

— Во! — сказал я.

— Вы, — сказала девушка с радикальным бальзамом и убрала ладонь из-под куртки.

— Ну что, чудачок, развлекаешься? — спросил парень.

— Клевые баки, — сказал я. — Почти как у моего папаши. Он был капитаном пожарной команды.

— Увлекательнее я в жизни ничего не слышал.

— Полегче, — сказала девушка с радикальным бальзамом. — Знаете, Уоррен — писатель. Блин, вот же тупость. Конечно, вы это знаете.

— Теперь знаю, — ответил я.

— Он, типа, самый известный писатель в мире. Глашатай нашего поколения. В кавычках. Глашатай в кавычках. А поколение — просто поколение. Что бы ни означало.

— Эй, — сказал Уоррен, — я просто делаю свое дело. Если людям это нравится — зашибись.

— Как рыба? — спросил я девушку с радикальным бальзамом.

— Рыба?

— Музыкальный жаргон.

— А, это — нормально.

— Вы что, не помните?

— А у вас что — фотографическая память?

— Как-как?

— Забейте.

— Ладно.

— Иногда я просто не могу поверить, что пошла на эту работу, — сказала девушка с радикальным бальзамом. — Знаете, я чуть не поехала в «ЗаринНет». Это еще один большой дот-ком в пустыне. Окопались в пусковых шахтах. Хотя условия так себе. Не то чтобы здесь намного лучше. Такие люди, как мы… да реально мы, на хер, делаем информационную экономику, а они с дерьмом нас мешают. Сан-Франциско, Нью-Йорк, Гонконг, Брюссель, Тегеран, Перт — везде мои коды. Я просто надеюсь, что смогу еще пару месяцев выжать из всего этого дерьма, пока все не рухнуло к ебеням. Я знаю, об этом уже миллион лет твердят, но скоро все так и случится, помяни мое слово. А на самом деле я бы хотела изучать медицинскую этику. Типа, аморально ли пришивать обезьянью голову к человеческому телу? Или конский член? Или коровье вымя? Или этично ли трахаться с клоном твоего брата, если ты в резинке? Такую вот херню. А тут дико, да? В «Царствах». Вы бы видели, чем они внизу занимаются, что за периметр никогда не выйдет. Бобби — тот еще жутик. Что, кстати, у него за прикол с прикидом? Но у него, я думаю, жизнеспособная бизнес-модель.

— Я просто уверен, — сказал я.

— Слушайте, вы же тот самый умирающий парень. Вы же Рени окучивали, да? Мне кто-то рассказывал. Просто сейчас ее окучивает Бобби. Меня тоже, когда у меня время есть. Мне нравится говорить «окучивать».

— Нормально.

— Кайфы беспонтовые, если позаимствовать старый хипповский термин.

— Ага, — сказал я.

Неподалеку возле кулера стоял с кем-то еще мужик в тесном лайкровом капюшоне. Когда он повернулся прокашляться, я увидел, что это Философ, прикинутый, как аэродинамический францисканец. Он кивнул мне: аминь. Рядом жирный молодой японец в охотничьем жилете, совсем как у Нэпертона, проводил импровизированный библейский ликбез с техперсоналом «Царств».

— Моисей ждал, когда вымрет поколение рабов, — внушал он. — Вот почему они скитались. Они могли бы дойти до Земли Обетованной задень. Даже за несколько часов. Это как «Царства». Мы можем развернуться, и глазом моргнуть не успеешь. Но если не пришло время, то все наши возможности не будут стоить и выеденного яйца. Вы слышали когда-нибудь о Генрихе Ньюаркском?

— Это тот старый упырь на койке? — спросила женщина с вытатуированной на руке бутылкой воды.

— Я имел в виду Моисея.

Парень в жилете отмахнулся от своих протеже и взошел на подиум.

— Меня зовут Десмонд Мори, я Начальник Отдела Персональных Ресурсов, и я говорю вам: «Доброе утро, утро!»

— Добрый день, — откликнулись собравшиеся.

Голоса «Царств» сломанно дребезжали.

— Вечер где-то рядом! — сказал Десмонд.

— Доброе утро, вечер.

— Прошлое перед нами!

— Мы идем, прошлое.

— Будущее прошло!

— Прощай, будущее.

— Сейчас есть…

— Сейчас.

— Сейчас есть…

— Сейчас.

— Я есть…

— Я.

— Я есть…

— Я.

— И кто же вы, во имя всего? — возопил Десмонд, указывая на одного из новозеландцев.

— Не такие ублюдочные пидоры, как ты, — ответил он.

— Аз есмь я, я есмь аз, — выкрикнул кто-то.

— Ей-бо? — спросил новозеландец.

Женщина с бутылочной татуировкой рухнула головой на системную панель.

— Осторожно, мой комп! — заверещал кто-то.