Читать книгу "Вслед за Великой Богиней - Аркадий Захаров"

Обратим внимание на фразу: «с прочих сторон товары привозятся гужом». Огромные объемы товарных перевозок требовали соответствующего конепоголовья. Спрос на хороших коней непременно должен был вызвать предложение, и нет ничего удивительного, если на ярмарке появятся со своим товаром лошадиные барышники. Но почему именно «донские жеребцы», а не орловские, к примеру? С этим вопросом я решил направиться на городской ипподром за консультацией специалиста.

Директор ипподрома, из того реликтового племени конников, что в отчаянных рейдах по немецким тылам срубили немало чужих головушек и сложили свои, казалось, только меня и ждал. Похоже, не очень баловали вниманием горожане в последние годы его подопечных красавцев. Пришлось выслушать всю столетнюю историю тюменского ипподрома, заглянуть в будущее, в котором конь снова займет свое законное место в народном хозяйстве, пройтись по денникам и только тогда снова повторить свой вопрос:

— А почему все-таки у Пушкина в «Сказке» жеребцы донские? И почему торгуют именно жеребцами, а не кобылами?

Кавалерист снисходительно улыбнулся моей наивности, покрутил ус «под Буденного» и объяснил: «Жеребцы привозились в Сибирь для улучшения местной породы. Татарские лошаденки мохнаты, неприхотливы, выносливы, но мелковаты и слабосильны. Вогульские коньки еще меньше татарских — совсем невелички. Именно с них Ершов списал "Конька-Горбунка". Ни та, ни другая порода для почтовой гоньбы, когда ямщику необходимо долгое время выдерживать хорошую скорость и везти значительный груз, непригодны — нужны кони покрупнее. Донская порода для этих целей как раз подходит: она универсальна и может с успехом использоваться как в упряжке, так и под седлом».

— Так вы считаете, что донскую породу использовали для селекции сибирской ямской лошади?

— Вместе с другими породами, — подтвердил коневод.

— Донская порода сформировалась на базе местных лошадей донских казаков, которых улучшали персидскими, турецкими, карабахскими и другими жеребцами. А с помощью жеребцов-дончаков в те же годы сформировали местную, так называемую тавдинскую породу. Замечательной выносливости лошади. Для сибирских дорог самая подходящая. Если бы не Артем Бабинов и открытая им дорога с Перми на Верхотурье, может, и не было бы этой местной лошадки…

Бабиновская дорога — через Верхотурье на Тюмень. Многие из рода Пушкиных, начиная с Левонтия и Ивана Пушкиных в 1600 году, затем в 1601 — Остафия, который по царскому указу взял из Перми и доставил «с кабаку» меда, солода, хмеля на 300 рублей для винокурения в Верхотурье, проследовали по ней в Тобольск. В 1621 году проехал на воеводство в Тюмень Федор Бобрищев-Пушкин, в 1625-м на смену ему отправился в сопровождении большого обоза предок поэта по прямой линии Петр Тимофеевич Пушкин по прозвищу Черной. А его брат, Воин Тимофеевич Пушкин, в 1629 году — в Березово.

Черной-Пушкин снаряжал и провожал из Тюмени на Енисей отряд казаков для разведки и закладки новых городов-острогов. Казаки возведут Енисейск, в котором впоследствии по указу царя Петра I будет безвинно (за вину сына Федора) отбывать вечную, до смерти в 1698 году, ссылку Матвей Степанович Пушкин и который станет местом ссылки других казаков и их близких.

Александр Пушкин впоследствии вспомнит об этом в «Полтаве»: …С брегов пустынных Енисея / семейства Искры, Кочубея / поспешно призваны Петром…»

В 1644 году в сопровождении полусотни челяди и со стоведерным запасом хлебного вина в Якутск на смену Петру Головину из Верхотурья выехал племянник Остафия Пушкина воевода Василий Никитич Пушкин. Василий Пушкин служил в Якутске до 1649 года, в котором скончался. Видела бабиновская дорога в 1652–1655 годах и туринского воеводу Матвея Максимовича Мусина-Пушкина и других представителей славной фамилии Пушкиных.

Несли их по сибирскому бездорожью, грязи и ухабам, наледи и снежным заметам разудалые сибирские тройки, запряженные коренастыми тавдинскими конями.

Тоскливая, однообразная дорога, долгий путь…

Для большей уверенности попробовал отыскать издание, в котором Пушкин мог прочитать описание бабиновской дороги, в период, предшествующий созданию «Сказки о царе Салтане».

Такое издание отыскалось: в 1821 году в Санкт-Петербурге В. Н. Верх опубликовал свое «Путешествие в город Чердынь и Соликамск для изыскания исторических древностей». Книга эта должна была привлечь внимание Пушкина как упоминанием в заголовке исторических древностей, так и названий городов, связанных с именем Ермака. В ней говорится: «…1525. По указу царя Федора Иоанновича ведено проведывать прямую дорогу от Соли Камской до Верхотурья; прежняя была окольная от Соли Камской мимо города Чердынь, вверх по Вишере-реке, да через Камень в Лозву реку, Лозвою вниз в Тавду, да Тавдою вниз до Тобола реки; а Тоболом вверх до Туры реки; а Турою вверх до Тюмени. Тою дорогою хаживала денежная и соболиная казна и хлебные припасы по смете с 2000 верст. Проведал прямую дорогу Верх Усолец крестьянин Артюшка Бабинов и стало от Соликамска до Верхотурья только 250 верст. За сию службу пожаловал Федор Иоаннович Бабинова грамотою бесданного и беспошлинного.

На таежной Тавде-реке формировалась с помощью донских жеребцов выносливая ямская лошадь. А для ямской гоньбы и извоза требовалось огромное конепоголовье, прокормить которое было нелегко.

Традиционным сибирским способом, облегчающим содержание коней в зимнее время, была тебеневка — вольный выпас коней на подножном корме почти до половины зимы, пока не лягут глубокие снега. На заливных лугах в пойме Тавды вырастали буйные травы. После ухода воды травы сплетались в сплошную, трудно поддающуюся косе, массу.

Полуодичавшие кони-звери во главе с опытным вожаком паслись на необозримых лугах «вольны, не хранимы».

Под стать своим коням были вольны душой и сибирские ямщики. В том самом 1601 году, когда Остафий Пушкин с братьями и семьей ехал бабиновской дорогой на Тюмень и далее, по повелению их гонителя Годунова в Тюмени организуется первый почтовый ям. В грамоте царя Бориса тюменскому воеводе Луке Щербакову сказано: «И как к тебе наша грамота придет, и ты бы вперед на Тюмени ямщиков прибирал. А было бы у всякого ямщика гоньбы по три мерина…»

И понеслись по сибирским просторам разудалые ямщицкие тройки, зазвенели тюменские колокольчики, да так, что звук их отозвался не раз и в столичном Санкт-Петербурге.

Соратник Федора Матюшкина по Колымской экспедиции Фердинанд Врангель писал в Петербург: «…Дороги по Сибири стоят того, чтобы их похвалить; с самого Екатеринбурга можно сравнить езду по Сибири с плаванием пассатными ветрами, и то кто ездит по казеной надобности, плавает в индийском океане летом, когда пассат дует, шторм только держись! При всем том, что большая часть сибирских городов суть деревушки, и почти все деревни обстроены лучше, чем надобно, по сравнению с городами, однако я теперь лучшего понятия о Сибири, нежели был».

Верста двадцать пятая

Князю прибыль — белке честь

Вот старики наши ходили на югру и самоядь, сами видели в полунощных странах: спадала туча, а в той туче белка молодая, только что рожденная, вырастала и расходилась по земле… Этому рассказу свидетель Павел, посадник Ладожский и все ладожане.