Читать книгу "Пираты Ледового моря - Фрида Нильсон"

Когда все поели и сходили на горшок, надо было ждать пиратов, которых присылал Брагдер. Они ввалились с заспанными недовольными рожами. На этот раз другие. Один – беззубый, со свежим шрамом на шее и злющим взглядом; второго все звали Задирой, у него был плащ из пятнистой шкуры, возможно тюленьей. А третий, самый угрюмый, потому что ему предстояло выливать горшки и варить горох, был не выше меня ростом.

Голубка принялась отстегивать нас от кроватей. Я испытала облегчение, когда железное кольцо упало с ноги. Конечно, все наладится, раз уж я здесь. Ну, хотя бы станет немного легче. Шагая в колонне, готовая отправиться в шахту, я думала лишь о том, как помочь Мики наполнить корзину, чтобы сестренка не осталась снова последней.

Голубка шла впереди, а Задира и пират со шрамом плелись сзади. У всех троих, конечно, были винтовки. У ворот в шахту сидели два новых пирата, а у подъемника – еще один, с бородой как у шкипера и золотыми зубами, – я заметила это, когда он зевнул.

Я все делала, как остальные: сняла корзину, взяла фонарь и кирку. Одному мальчику Голубка дала лучину. Он зажег ее от фонаря на стене, перенес огонь на свой фонарь, а затем передал лучину следующему.

Детей спускали в шахту по трое. Я вошла в клеть вместе с Мики и косоглазой девочкой.

Когда мы начали спускаться, у меня внутри все похолодело. Клеть двигалась быстро, перед глазами проносилась бесконечная чернота. Достигнем ли когда-нибудь дна? Воздух стал спертым, я подняла голову и посмотрела вверх, где светилось совсем маленькое отверстие. Мне стало страшно: оно было так далеко, казалось, что темнота душит меня.

Когда клеть наконец-то достигла дна, она ударилась о землю так, что я упала. Но быстро встала и вышла. Как можно работать в этой ужасной темени? Я попробовала подкрутить фитиль в моем фонаре, но он уже и так светил на полную мощь.

Мики смотрела на меня, в ее глазах отражалось пламя – словно две светящиеся точки во мраке. Вдруг она обняла меня за шею.

– Я так рада, что… – прошептала она и запнулась.

Конечно, ей стало легче с моим появлением. Каково ей было оказаться в этой темноте одной-одинешеньке!

– Ну, пора за работу, – сказала я, разводя ее руки. – Показывай, куда идти. А потом мы поделим все, что сможем набрать.

Мики кивнула. Она подняла свой фонарь и показала мне разные туннели.

– Я обычно иду вон в тот, самый маленький, – сказала она.

Я посмотрела на узкую щель. У меня мурашки побежали по коже от одной мысли, что я туда полезу. Нет, я там точно застряну вместе с корзиной.

– А почему ты не выбираешь те, что пошире? – спросила я.

– Да потому, что ее сразу прогонят, – сказала девочка, которая спустилась вместе с нами. Я подняла фонарь, чтобы получше рассмотреть ее.

– Прогонят? Кто?

– Те, кто постарше. Такие уж порядки тут внизу: чем ты меньше, тем меньше у тебя прав. Твоя сестренка лазила в этот туннель с самого своего первого дня.

– Неужели нельзя договориться, вместо того чтобы выгонять друг друга? – возмутилась я.

Девчонка, судя по ее лохмотьям, была здесь уже давно. Она сплюнула и усмехнулась.

– Здесь внизу не о чем договариваться.

Она сунула кирку в корзину, встала на колени и поползла в один из туннелей, держа рукой лампу, и исчезла во мраке, словно жалкое трехногое животное.

Я посмотрела на Мики, такую маленькую и отважную. Вот здесь она ползала целыми днями, а все ее прогоняли и помыкали ею. Мне хотелось закричать от такой несправедливости. Но я лишь кивнула в сторону одного из больших туннелей – не такого жуткого, там мы уж точно бы не застряли.

– Пойдем туда, – сказала я. – Никто тебя больше не посмеет прогнать.

Мики выпрямилась, видно было, что она обрадовалась. Мы поползли в большое черное угольное чрево, я и моя сестренка, чтобы добывать там уголь.

Там мы рубили, рубили и рубили, так что все тело под конец звенело от боли. Я и представить себе не могла, что уголь такой твердый. Я замахивалась киркой изо всей силы и, если мне везло, откалывала кусочек породы. Но часто кирка просто отскакивала, и тогда в корзину ничего не попадало.

Мики, конечно, было еще тяжелее. Она с трудом поднимала кирку над головой, чтобы ударить, куда было намечено, но иногда та выскальзывала у нее из рук и падала к ногам.

– Зачем надо сортировать уголь? – спросила я.

– Потому что Белоголовый отбирает лишь один-единственный кусочек в день. Самый твердый, – объяснила Мики. – Когда найдешь такой, надо отнести ему.

– Так ты что… встречалась с ним? – спросила я и сглотнула. – С капитаном?

– Да, – ответила Мики. – Он противный.

– А зачем ему этот твердый уголек? – спросила я.

Мики немного помолчала, попыталась стряхнуть угольную пыль с глаз.

– Он кладет его в нактоуз[13], – ответила она.

– Куда?

– Я сама это видела, – сказала Мики, замахиваясь киркой. – У него есть нактоуз, и он складывает в него уголь. Иногда там внутри что-то грохочет.

– Этого не может быть, – сказала я, имея в виду нактоуз – ведь это специальный ящик для компаса, какие бывают на больших кораблях. Мики знала про него потому, что у нас дома в кухне, прямо под плавником русалки, висела картина. А на ней была изображена шхуна. Папа показывал нам разные части корабля и говорил, как что называется. Но зачем нактоуз нужен тому, кто живет на суше, – этого я понять не могла.

– А знаешь, что еще у него есть? – сказала Мики. – Зверь!

– Зверь?

– Да, волчица, она сидит на привязи у нактоуза.

Я покачала головой. Мики рассказывала такие странные вещи, что мне даже подумалось: а не выдумала ли она это все? Фантазии ей не занимать, моей сестренке.

– А другие дети тоже говорят, что это нактоуз? – спросила я.

Да, ответила Мики, и они тоже. Но потом добавила, что они, в общем-то, и не говорят, потому что она их не спрашивает, да никто на нее особо и внимания не обращает. Вечерами дети почти не разговаривают, это запрещено. Так решила Голубка. Она хочет, чтобы они спали и набирались сил на следующий день.

– Как ты думаешь, это правда, что она дочь Белоголового? – спросила я.

Мики кивнула.

– Да, точно. Я слышала, как пираты говорили об этом, когда сидела в трюме на «Вороне».

– Вот как?

– Да. Они даже сказали, что я напоминаю им ее.

– Напоминаешь? Чем же?

– Говорили, что я кричу так же громко, как она, когда была маленькая. Что Голубка тогда орала как оглашенная.