Читать книгу "Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге - Мадлен Л`Энгл"

И Мег принялась настойчиво взывать:

– Спорос! Фарандолы! Бросьте этих эхтров! Эта пляска вас всех погубит! Идите сюда, к Сенексу, приходите и Углубляйтесь. Это то, ради чего вы рождены. Идите сюда!

Кое-кто из фарандол остановился, призадумался. Но прочие понеслись еще быстрее, вопя:

– Не надо нам Углубляться! Это все устаревшие предрассудки! Что за дурацкую песнь они поют? Что это за «Слава Тебе»? Слава нам!

– Но звезды… – в отчаянии заикнулась Мег.

– Еще один предрассудок! Нет никаких звезд! Мы – самое великое, что есть во Вселенной!

Что-то гадкое просочилось мимо Мег и подползло к Споросу.

– Для чего ты вообще хочешь Углубляться?

– Фарандолы рождаются, чтобы Углубляться, – несколько фальшиво прозвенел Спорос.

– Дурачок! Стоит тебе Углубиться, пустить корни – и тебе уже не носиться, как теперь!

– Но…

– Так и застрянешь навеки на одном месте со всеми этими унылыми и постылыми фаррами. Больше не побегаешь, не попрыгаешь никогда в жизни!

– Но…

Сила и спокойствие Сенекса пробились сквозь эту гадость:

– Только укоренившись как следует, мы по-настоящему обретаем способность двигаться.

Спорос весь дрожал от нерешительности.

Сенекс продолжал:

– Это правда, малый отпрыск. Лишь теперь, когда я укоренился, я больше не ограничен движением. Теперь я наконец могу отправиться в любой конец Вселенной. Я пою со звездами. Я танцую с галактиками. Я разделяю их радости и печали. Мы, фарры, должны стать частью ритма митохондрий, иначе мы не сможем быть. А если мы не сможем быть, значит нас не станет.

– То есть вы умрете? – спросила Мег.

– Вы это так называете? Быть может. Я не уверен. Но песнь Иады утратила полноту и насыщенность. Она поблекла, голоса поредели. Иада страдает из-за нашей гордыни.

Мег ощутила рядом с Сенексом Кальвина. Кальвин настойчиво говорил:

– Спорос, мы же с тобой напарники. Нам надо работать вместе.

– Зачем это? Мне от тебя никакой пользы.

– Спорос, мы все равно напарники, нравится нам это или нет.

Мег присоединилась к нему:

– Спорос! Нам нужна твоя помощь, чтобы спасти Чарльза Уоллеса!

– С чего это мы должны беспокоиться об этом Чарльзе Уоллесе? Он ведь просто глупый человеческий детеныш!

– Чарльз Уоллес – ваша галактика! А это значит, что он достаточно важен – даже для тебя.

Тут их мысленная речь была прервана жестоким ударом – как будто огромный клюв пробил рваную рану.

– Спорос! Это я, мистер Дженкинс! Я твой учитель, который важнее всех этих Учителей. Ведь я знаю эхтров!

Мег почувствовала, что вникание Прогиноскеса сделалось жестким и упругим, как сталь.

Дженкинс-эхтр держал Спороса и обращался к нему приторно-сладко:

– Не слушай ты этих земляшек и фарров не слушай. Они тупые и слабые. Слушай только меня – и станешь могуществен, как эхтры. Ты станешь править Вселенной!

– Спорос! – Вникание настоящего мистера Дженкинса было слишком слабым, чтобы пробиться через этот поток. – Это не настоящий мистер Дженкинс! Не слушай его!

Мысленная речь Кальвина была куда сильнее.

– Смотри, Спорос, возле тебя два мистера Дженкинса, два мистера Дженкинса обращаются к тебе мысленно. Ты и сам знаешь, что один из них – ненастоящий. Углубись, Спорос! Именно там находится твоя реальность. Только так найдешь ты свое место, свой подлинный центр.

Мысленный слух Мег заложило от воя, который издали эхтры, хотя казалось, что исходит вой от фальшивого мистера Дженкинса.

– Реальность не имеет значения! Центр – ничто! Идем, Спорос! Присоединись к общей гонке. Осталось окружить всего несколько фарров – и Иада будет ваша!

– Иада погибнет! – вскричала Мег. – Мы все погибнем! И ты погибнешь!

– Если ты пойдешь с нами, ты станешь ничем, – прозвучала назойливая мысленная речь Дженкинса-эхтра, – а с ничем ничего случиться не может!

Длинные усы Спороса мучительно затрепетали.

– Я еще так юн! Мне еще несколько столетий не положено принимать важных решений!

– Ты достаточно взрослый, чтобы услышать, что говорит Сенекс, – сказала ему Мег. – Ты достаточно взрослый, чтобы услышать меня. В конце концов, я для тебя тоже галактика. Тебе пора Углубиться!

Спорос забился в руках Дженкинса-эхтра.

– Ну же, Спорос! Летим с эхтрами. Ты прогремишь по всей Вселенной. В Творении слишком много митохондрий. В небесах слишком много звезд. Летим с нами в никуда, в ничто!

– Углубись, Спорос, дитя мое, Углубись!

– Спорос! – Вой эхтров заглушал ритмичное пение Иады. – Мы сделаем тебя князем среди эхтров!

Мег ощутила порыв ветра, знакомую вспышку пламени – то был Прогиноскес. Херувим раскинул свою мысленную речь над пустотой Дженкинса-эхтра, будто канат, протянутый над пропастью.

– Спорос, все фарандолы царственны! Все, кто поет песнь, – князья.

– Ерунда! Это только по Имени!

– Имя-то и существенно!

– Лишь для существ.

Вникание Прогиноскеса было таким мягким, что оно проникло сквозь бурю эхтров.

– Ты сотворенное существо, Спорос. Ты часть великого замысла – неотделимая его часть. Без тебя нельзя обойтись, Спорос, ты имеешь свою уникальную часть в свободе Творения.

– Не слушай ты этого кошмарного херувима! Он ничто, просто уродливый выброс энергии. Мы не дадим тебе Имени, зато ты обретешь власть!

Снова вмешался Кальвин:

– Спорос, мы с тобой напарники. Что бы мы ни делали, мы все должны делать вместе. Если ты снова присоединишься к тем буйным фарандолам, я вступлю в пляску вместе с тобой.

– Чтобы помогать убивать фарров? – затрепетал Спорос.

– Нет. Чтобы быть вместе с тобой.

– Прого, идем все вместе! – воскликнула Мег. – Мы можем помочь Кальвину.

Безумно обрадовавшись возможности сделать хоть что-нибудь, она даже не заметила, как херувим тянет ее назад. Она ворвалась в безумный хоровод – и ее тут же унесло в танце. Кальвин крутился возле Спороса, не в силах вырвать его из круга, сомкнувшегося вокруг умирающего фарра.

Мег очутилась во власти кружащихся, трезвонящих фарандол. Ее затянуло внутрь стремительного водоворота и прижало к бессильно обмякшему стволу фарра.

Внутри смертоносного хоровода было темно. Мег не могла увидеть мысленным взором кружащихся фарандол, не могла связаться с Кальвином или Споросом. Она слышала только тишину, которая не была тишиной, потому что внутри водоворота царила пустота, исключавшая саму возможность звучания.