Читать книгу "Расколотый разум - Элис Лаплант"

Все эти воспоминания всплыли при помощи одного лишь предмета зимней одежды. Который мне больше не понадобится. Ведь зимы здесь не существует. Как и времен года вообще. Ни жары. Ни холода. Воспоминания победили даже тьму. Они сказали: «Да будет свет», и вот он, навсегда. Умеренный климат для неумеренных людей.

* * *

Мной заинтересовался молодой человек. Влюбленность в преподавателя. Как мы обычно смеялись над этим, мы, женщины. Для мужчин, однако, не было ничего смешного. Их искушают. Они поддаются. Это серьезно. Для нас это всего лишь развлечение.

И все же он. То, как он смотрит на меня. И он красив. Разве это важно? Да. Он приходит в мой кабинет после занятий под разными предлогами. Однажды он притворился, что не понял основы пересадки сухожилий. А в другой раз спросил, как пересаживаются ткани, об этой простейшей процедуре.

Однажды он загадал загадку, и я ответила, не поняв, что он шутит. Что вы ответите, если вам скажут: «Доктор, мне больно, когда я так делаю»? Я на автомате ответила: «Сказала бы так не делать». Он засмеялся, и я посмотрела на него впервые.

Так ты чувствуешь себя молодой. Так ты чувствуешь себя старой. Ты чувствуешь себя могущественной. Но ты ранима.

Не было ничего из этого. Я не ощущала вины. Не ощущала стыда. И не из-за поведения Джеймса. Я просто хотела зайти так далеко, как только можно, хватить через край. Это был новый опыт.

Обычно ты оставляешь двери открытыми. Не сжигаешь мосты. Ты не берешь безнадежных дел. У тебя всегда есть план Б. В этот раз не было ничего.

* * *

– Ну здравствуй, дорогой друг.

Лысеющий мужчина азиатской внешности, судя по произношению, из Бронкса, стоит у моего стула. Он дружелюбно мне улыбается. На самом деле он улыбается и ждет, что я его узнаю. А я не узнаю.

– Я вас знаю?

Я говорю это с прохладцей. Больше никакого притворства. Никаких улыбок незнакомцам.

– Карл. Карл Дзиен. Мы работали вместе. В медицинском центре Святого Матфея. Я был терапевтом, а ты – ортопедом.

Звучит правдоподобно.

– А ты стала осторожной. Не выдаешь себя. – Он улыбается, будто бы только что сказал что-то остроумное.

– Так ты говоришь, что мы были коллегами?

– Да.

– Почему были?

Я проверяю его, не его знания, а его правдивость. Его надежность. Какое-то время он сомневается, потом отвечает.

– Ты ушла на пенсию.

– Милый эвфемизм.

– Да. – К его чести, он явно огорчен. – Но так ты всем объяснила свой уход. Так тебя беспокоит твое состояние?

– В хорошие дни, подобные этому, мне вообще интересно, как глубоко я увязла.

– Мое лицо тебе вообще знакомо?

– Нет. И ты не представляешь, как скучно слышать этот вопрос каждый раз.

– Тогда от меня ты его больше не услышишь, подруга.

– Рада это слышать, незнакомец. Так что привело тебя сюда?

Ему снова явно неловко. Он поерзал на стуле.

– Я тут… разведчик. От Марка. – И, раз уж я смотрю на него вопросительно, он добавляет: – Твоего сына.

– У меня нет сына.

– Знаю, ты на него злишься. Но дай мне уладить его дела.

– Ты не понимаешь. У меня нет никаких воспоминаний ни о каком сыне. И я не собираюсь тебе подыгрывать. Хотя раньше я так делала, ты знаешь. Я только кивну и притворюсь. Ничего больше.

Он притих.

– Что ж, давай говорить гипотетически. Допустим, у тебя был сын. И допустим, что он влип в какую-то историю. Совершил несколько ошибок. Пользовался тобой или пытался это делать.

– В каком смысле «пользовался»?

– Снова и снова одалживал у тебя денег. Просил еще. Донимал твоих друзей. Даже, к слову, украл твою икону. И получил за нее приличную сумму.

– Я бы сказала, пусть катится ко всем чертям.

– Да, но я полагаю, он исправился. И хочет помириться.

– Хотелось бы знать, с чего вдруг.

– Ну, ты же его мать. Разве этого мало?

– Раз я его не знаю, не понимаю, что это меняет.

– Это просто теория. А суть в том, что он не может до тебя достучаться. Ты его то ненавидишь, то не помнишь. Другими словами, он потерял мать.

– Сколько ему лет?

– Может, двадцать девять, тридцать.

– Другими словами, он достаточно взрослый, чтобы выжить без матери.

– Это говорит человек, который не знает, что у нее есть сын.

– Другими словами, человек рациональный. Я заметила, что те, у кого есть дети, ведут себя нелогично. Делают все, чтобы защитить свое потомство.

– И ты была такой же.

– Как это?

– Это значит, что ты при случае защищала свое потомство. Не оглядываясь на логику.

– А ты как об этом узнал?

– Дженнифер, мы знакомы около сорока лет. Не каждый брак столько проживет. Я знаю о тебе почти все. Что ты делала. Или на что была способна.

– Звучит скучно. Как и большинство браков. Как только ты узнаешь все о ком-то, наступает время двигаться дальше.

– Это и называется чувствами.

– Возможно.

– А эта нелогичная штука еще сильнее. Любовь. Во имя любви люди делают невероятные вещи.

– О чем мы тут на самом деле беседуем? Мы, кажется, отклонились от темы.

– Вернемся к ней. Ты простишь Марка, своего гипотетического сына? Если исходить из обстоятельств, о которых я тебе рассказал.

Я некоторое время обдумываю, пытаясь собраться с мыслями, потрясенная тем, что меня просят простить и забыть то, что я и так забыла.

– Нет, – наконец говорю я. – Можешь спросить меня, когда я буду знать, о чем мы говорим.

– Но этого может и не случиться. Как ты сама сказала, сегодня хороший день.

– Да, этого может и не случиться.

– В крайнем случае ты хотя бы можешь ему не вредить?

– Это значит, что я имею власть над ним.

– Это так. И большую, чем ты себе сейчас представляешь.

– Если я, скорее всего, не вспомню этот разговор, в чем его смысл?

– Иногда такое запоминается. Обещаешь?

– Гипотетически я обещаю не вредить человеку, которого не помню. Не навреди. Если ты и вправду врач, ты тоже произнес эту клятву. Тогда это легко пообещать.

* * *

Видение. Моя мать, молодая, с модной тогда стрижкой а-ля Питер Пен. Хотя она всегда, даже в конце жизни, собирала свои длинные темные волосы в конский хвост, а на ночь – распускала, и они свободно струились по плечам.