Читать книгу "Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа. 1935-1936 - Иван Чистяков"

Скрипнула дверь, вытирая на полу полукруг своей нижней стороной. Входит командир ВОХР. Кто поднял глаза, а кто и нет. К посещениям охраны так привыкли, что считают ненормальным, если вечером никто не зайдет. Вошедший сел, не произнеся ни одного слова, оглядывая женщин. Так продолжалось с полчаса.

Тишину нарушила Самохвалова:

— Ну, что ты сел и сидишь как немой! Наверно, пришел уговаривать в котлован лезть?

— Нет! Чего мне вас уговаривать.

Взгляды всех уперлись в сторону разговаривающих.

— Брось туфтить-то!

— Мы в вашу яму не полезем, — раздалось откуда-то с верхних нар.

Самохвалова подняла голову и бросила:

— Что за всех отвечаешь? Кто тебя выбирал, или бригадира у вас нет? А ты, — обратилась она к сидящему, — давай, сматывай. Можешь идти к Финогеновой, те лошади, а не люди.

— Какие же они лошади?

— Такие, работают черт знает по сколько, не отгонишь!

— Но ведь вы-то больше работаете, у вас больше процентов, значит вы…

— Что мы, лошади, что ль?

— Да нет, я этого-то как раз и не хотел сказать. Я хотел сказать, что вы-то и есть те люди, которые дороги в Советском Союзе. Поэтому я и не пошел к Финогеновой, а пошел к вам.

— Ну, лей, лей!

— Лить я не буду, а сказать скажу. Я пришел с вами поговорить как с лучшей бригадой. Выслушать вы меня можете, от этого вас не убудет, а там как знаете. Дело ваше. Вы не дети, и я не сказку вам собираюсь рассказывать.

— Знаешь что! Брось ты трепаться! На мосту мы ишачим [неразборчиво].

— Знаешь что, Самохвалова. Я часто думаю. Все мы люди, разумные существа, и в голове у нас не мусор, а мозг. Думаем, соображаем. Ты вот, как и все, считаешь, скоро ли кончится стройка, скоро ли льготы и освобождение, а не задумалась над тем, что конец стройки от вас всех и от тебя лично зависит. Прикинь-ка, сколько ты ну хоть за месяц кубиков дала. Уложи эти кубики в штабель да посмотри: гора горой. А у всей бригады! Ну и посуди, надо с тобой разговаривать или нет? Ты сейчас ругаешься — ВОХРа, растакие-сякие, а если надо чего-нибудь, конфликт с замером как с зачетами и т. п., то ведь к нам обращаешься. Скажи, хоть раз мы отказали? Нет! По-вашему мы враги, сосы, а что плохого сделала Охрана? Ничего! Только хорошее.

— Людей расстреливаете!!

— Да, это верно, бывает и убиваем, но не людей и даже не подобие человека, а фашистских выродков. Ты вот имеешь несколько мокрых дел, и многие говорят: расстрелять ее надо! Расстреливают тебя? Если ты работаешь, приносишь пользу государству, занимаясь честным трудом, то знай, никто пальцем тебя не тронет. Даже здесь, в лагере. Но если ты начинаешь делать нарушения, то уж тут прости… Привести к тебе, к твоей бригаде вольняшек, да сказать: вот эта Самохвалова имеет восемь лет за бандитизм, и вся бригада такие же, что скажут? В ужас придут, почему они у вас без конвоя, да они ограбят население и т. п. А я пришел к вам ведь не с такими словами и даже мыслями. Я пришел, как к передовой бригаде, к людям, честно, по-советски работающим. Должны же вы это понять.

— Все вы так поете, когда работать надо, а как дадут 3-й котел, если придешь поздно, когда задержишься на работе, то я не знаю, да. Я не знаю, как это получилось! Никому не надо.

— Нам надо, мы разбираемся и греем по заслугам. Но вы сами не общественны. Почему с вами не считается нач. ф-ги? Почему он не дорожит лучшей бригадой? Надо его заставить уважать себя. Надо заставить уважать себя не только на фаланге, а во всем БАМе. У нас людям все доступно, но через честный труд. Это право тебе даем. Большое право, ответственный участок, мост. Добейся уважения. Пусть тебя узнает весь БАМ. Я поговорю с бригадой Финогеновой, поговорю с другими. Если не все, то найдутся отдельные лица, желающие работать на мосту. Организуем новую бригаду, которая, может быть, просто не пустит тебя на мост. Я тебе даю право выбора, и решай. Штаб О. утверждает знамя рекордов моста.

— Ты к Финогеновой подожди ходить!

— Не могу, они обидятся и скажут: почему нам не предложили? Я просто не имею права не ходить. Если вы согласны на мост, то давайте так сделаем — поставим вас на восточный котлован, а другие — на западный, а там отвоевывайте знамя и право на средний котлован.

— Ладно! Только чтоб не затопило!

— Ну уж этого я от тебя не ожидал! В траншеях-то вас не затапливало? А теперь решайте сами.

Стоявшая тишина во время разговора нарушилась передвиганием скамеек, шарканьем ног и вздохами. Долго шел громкий разговор в бригаде, долго не ложились спать.

Что-то скажут другие, если Самохвалова выйдет на мост?

Утром бригада стояла у вахты и не шла первой на работу, это значило, что согласны.

Пошли к мосту. Проверили дамбу, не пропускает воду. Осмотрели разбивку. Потрогали деревянный сруб будущего котлована. Поглядели друг на друга и молча первые удары лома вонзились в мороженую землю.

— Скурвились! — слышалось из проходивших бригад.

— Самохвалова! Ты! Продалась!

Много дум промелькнуло в голове у бригады, пока проходили мимо Финогенова и др. [неразборчиво] И остановились некоторые, и не так уверенно держался лом, не попадая при ударе в одно и то же место.

Так продолжалось часа два, пока заготавливали бурки [неразборчиво] под аммонал.

Но вот произвели зарядку, все отошли и:

— А… Ах-х-х.

Клочья мороженой земли полетели в стороны, перемешавшись со снегом и дымом. А вместе с взрывом пришла и разрядка гнетущего состояния. Заработали быстро лопаты, расчищая место, легче и глубже пошел лом. Котлован принял очертания.

— Поздравляю с началом, с первыми кубиками, — бросил командир ВОХР. — С окончанием будет поздравлять вас нач. строительства, знакомые и родственники.

— Ладно, не мешай.

Первый день дал победу Самохваловой, и знамя крепко осело на мосту. Правда, иногда переходя в бригаду Финогеновой, которая встала на западный котлован. Учет соревнований был прост. Мерили рейкой глубину котлована от краев и переносили знамя на восток или на запад.

Средний котлован достался Самохваловой, а с ним и знамя укрепилось на одном месте до конца стройки моста.

А сегодня это знамя отобрано. И как отобрано: ни за что. Так вот взяли, и кончено.

Бригада насторожена, напряжена. Кажется, вот-вот прорвется напряженность, и кто знает, во что она выльется. Все будет зависеть от обстановки. Может вылиться в бурю негодования, зла и ненависти ко всему. Может — в энтузиазм, восторг и гордость. Сегодняшний день определит положение. Мы чувствовали напряженность, чувствовали, что вечером будет буря, знали, что бригада Самохваловой должна отдать знамя Финогеновой и даже может быть Будниковой, бригаде тридцатипятниц. Но помочь ничем не могли.