Читать книгу "Галина Волчек. В зеркале нелепом и трагическом - Глеб Скороходов"

И пусть одни рецензенты, анализируя спектакль, приходили к выводу, что он наталкивает на мысль о том, как было бы прекрасно, если бы люди могли обнаружить, что все они братья и сестры; другие находили, что в «Эшелоне» возникает образ всех невинных жертв войны, понесенных человечеством за всю историю его существования; третьи полагали, что премьера в «Алей Тиэтр» призвана в основном доказать зрителю, что жить – значит страдать, но выжить – значит преодолеть; признание спектакля, поставленного Галиной Волчек, «ярким образцом культуры советского парода» заключает в себе, пожалуй, главный итог работы режиссера.

…На следующий день после второй премьеры Волчек покидала Хьюстон – самолет вылетал в восемь утра. Гостиничный номер, к которому она не успела привыкнуть, сборы в дорогу: афиша с автографами всей группы, подаренная накануне, на прощальном ужине, ответные сувениры – «Маше от Маши» и «Лавре от Лавры»… Со всеми уже простилась, все уже – к этому привыкнуть, кажется, невозможно – позади. И утренняя тишина – последнее хьюстонское впечатление.

Царапанье, которое явственно шло от дверей номера, было необъяснимо. Когда этот странный звук повторился, Волчек распахнула дверь: в коридоре, прямо на ковровой дорожке, расположились все актеры ее спектакля – каждый с гвоздичкой в руке. Увидев Гальину, они тихо запели:

Порой ночной Мы распростились с тобой… —

покачивая в такт песни цветами…

У трапа самолета ее ждали корреспонденты.

– Последнее интервью в Америке, вы позволите?

– Скажите, – спросил один из них, – если бы вам предложили выбирать одно из двух – или актерство или режиссуру, что бы вы предпочли?

– Если бы мне сказали, – ответила Волчек, – что я никогда не смогу больше играть, – я бы была самым несчастным человеком. А если бы не позволили больше ставить, – я бы не смогла жить.

Америка не осталась единственной страной, где ставила Волчек.

Она работала в театрах Венгрии, Финляндии, ГДР, Шотландии, ФРГ и других. Работала увлеченно, актеры ценили это, гордились успехом, что сопутствовал каждой ее постановке. Законы «загнивающего буржуазного общества» требовали использовать на все сто популярность русского режиссера – приглашения следовали одно за другим, от многих пришлось отказываться: времени не доставало, да и родной театр ждал.

И в каждой стране у нее появлялись друзья, которые писали, звонили, приезжали. Контакты и связи, к развитию и укреплению которых так любили призывать наши газеты, у Волчек получали вовсе не абстрактное воплощение. Но об этом те же газеты почему-то не роняли ни слова.

Ответы на вопросы зрителей

– Если бы начать работу сначала, что бы вы хотели изменить?

– Я не готова ответить вам на этот вопрос… Потому что не думаю, что говорить надо было бы об одном каком-то компоненте в моей очень сложной профессии.

Наверное, я бы все-таки не стала главным режиссером, я бы удержалась от этого. Я удерживалась от этого долго, не соглашалась принять этот пост почти два года, моя интуиция мне подсказывала, что это не просто очень сложная должность. Недаром говорят, что по статистике смертности режиссеры занимают после летчиков-испытателей второе место. Я думаю, что если даже это не вполне проверенные данные, то очень правдоподобные.

– Какой из сегодняшних спектаклей «Современника» вы считаете наиболее близким вашему пониманию театра?

– Не совсем скромно мне отвечать на этот вопрос, потому что все-таки многие спектакли я делала в моем театре сама, и в них и есть мое его понимание. Но могу сказать, что спектакль, который поставил на нашей сцене молодой режиссер Михаил Али-Хуссейн по пьесе Гельмана «Наедине со всеми», наиболее определенно отвечает моим требованиям к сегодняшнему театру. В этом спектакле, пожалуй, какое-то новое качество правды. Иероглифы правды сегодня освоили все. Сегодняшняя жизнь требует иного. Попытка достичь новой ступени правды

– Как, по-вашему, протекает развитие «Современника» в настоящее время? Могли бы назвать этот период переломным, болезненным, критическим или сказали бы, что развитие проходит равномерно? Только давайте договоримся: билетный дефицит не признак успеха, а всего лишь дефицит!

Галина Волчек с сыном Денисом Евстигнеевым. «Сын для меня – тема особая. Так сложились наши отношения, что он мой главный советчик, самый строгий зритель и судья. Не могу выпустить спектакль, пока его не посмотрит Денис». (Галина Волчек)

– Вот на счет второй половины записки скажу сразу: я тоже считаю, что толпа жаждущих «лишнего билетика» еще не критерий качества. Билеты в театр входят теперь в систему дефицита, и когда судят по тому, насколько трудно попасть на тот или другой спектакль, происходит мешанина в оценках. Лучше взглянуть, кто наполняет театр. И тогда легко убедиться, что часто это люди, которым в театре неинтересно и которым в него вовсе не нужно ходить.

Может быть, я как режиссер-женщина уникальна в своей реакции на необязательный зрительный зал. Когда я вижу в театре людей, которые пришли туда не смотреть спектакль, не соединиться с тем, что происходит на сцене, а совсем для других целей, меня охватывает ярость.

Был такой случай в моей режиссерской практике. Я пришла на «Восхождение на Фудзияму», села неподалеку от входа и вижу рядом со мной двух немолодых мужчин, остро реагирующих на все, о чем говорит спектакль. На этом спектакле вообще часто возникала в зале та особая тишина, ради которой многие из нас идут в эту мучительную профессию, – не ради аплодисментов, а ради такой тишины, которой вы иногда нас вознаграждаете.

И вот в такой момент я слышу сзади явственный шепот – женский и мужской голоса:

– Что это показывают! Ни декораций, ни костюмов! Кому это нужно?!

Может быть, я не обратила внимание на это, если бы не мои «причастные» соседи, – по всему чувствовалось, что они пережили нечто похожее на то, о чем рассказал в своей пьесе Чингиз Айтматов. Я начала дергаться из-за них – они стеснялись прервать «поток сознания», который шел сзади. Терпела минуту, две, три, потом повернулась – увидела очень нарядную даму в парче с искусно выложенной прической «халами», дама, видно, долго готовилась к тому, чтобы прийти в театр и пройтись по фойе, ждала антракта, а антракта в этом спектакле не было вообще и это ее сильно разочаровало, – повернулась, протянула этой даме три рубля и сказала:

– Вот вам деньги за билеты! Уходите немедленно!

К сожалению, сегодня театр – один из компонентов дефицита. Стало очень престижным попасть на премьеру или какой-то спектакль, а потом сказать:

– Я вчера был на Таганке – или там-то. Это-то и привело к тому, что отсутствие билетов в кассе больше не является критерием успеха театра.