Читать книгу "Дети декабря - Платон Беседин"

Он боялся ставить на эти жуткие полки книги. Боялся, что формальдегидный запах пропитает страницы. Смятин ненавидел эти уродливые стеллажи. Ненавидел свой выбор. Ненавидел свою нерешительность. И презирал себя. Задыхаясь от едкой вони, он осел на ламинат и разрыдался. Разом ощутив, что больше ничего, совсем ничего не хочет. Ему виделось, или мерещилось, что чёрная тень выглядывает из-за полок.

* * *

Лина не обманула. Смятину позвонили через три дня, вырвав из самоубийственной праздности. Он не брился, не мылся, почти не выходил из дому. Питался колбасой, сыром и хлебом, чувствуя, как жиреет, рыхлеет. Наткнувшись на незащищённую wi-fi-сеть, Смятин безвольной тушей повалился у ноутбука. Блуждал по интернету. Смотрел порнографию и «Твин Пикс». Из дома он выходил только за пивом. Пил, ел, пялился в ноутбук и, напившись барбовала, беспокойно спал.

Когда позвонили мебельщики, Смятин, одуревший от безделья и формальдегидного запаха, с покрасневшими глазами, небритый и бледный, пялился в заляпанный ноутбук. Мастера обещали быть в течение двух часов, и Смятин не знал, как заставить себя встать, прибраться. Как вынести пустые бутылки и пакет с завонявшимся мусором. Как в принципе заставить себя говорить, мыслить, жить.

Он перевернулся, не без усилия, сначала на бок, затем на спину. Полежал, вперившись мутным взглядом в свеженький двухуровневый потолок, отделанный гипсокартоном со светодиодными лампочками. Лежал, втыкал. Пытался думать. Хватило его лишь на мысль о том, что он пахнет чем-то заплесневевшим и надо бы помыться. Опустошённый, Смятин дополз до ванной.

Вода привела в чувство. Смыла не только пот, но и немного усталость. Журча, она создавала движение, и Смятин, отмывшись, стоял, прислушивался. В зеркало смотреть не хотелось. Закрыв глаза, Смятин несколько раз ополоснул голову холодной водой. И, помочившись в раковину, ожил. Прибрался, переоделся и даже, преодолевая отвращение, побрился, выливая на оголившуюся, в мелких порезах кожу как можно больше туалетной воды.

Мебельщики прибыли, когда Смятин освобождал от лишнего кухню. Зашли, принеся с собой инструменты, коробки, запах табака, пота и ДСП. Их было двое: первый – молодой, кучерявый, второй – в возрасте, насупившийся, хмурый, в чёрном свитере с красным трезубцем. Они сразу занесли и поставили в комнату стол, деревянный, ничем особо не примечательный.

Смятин тут же спросил, чувствуют ли они странный запах. Трезубец фыркнул, вышел в подъезд. Молодой, его звали Паша, принюхался.

– Да-да, что-то есть такое.

– А что?

– Ну, новая квартира.

– Это да, но, по-моему, воняют книжные полки. Я их три дня назад купил, а вонь не проходит.

Паша подошёл к полкам, принюхался.

– Да, точно.

– Вот! – Смятин разозлился. – А он, вообще-то, пройдёт, этот запах?

– Та должен, по идее, – не слишком уверенно сказал Паша, – хотя бывает и по полгода не проходит. – Смятину захотелось кричать. – Вы уксус разведите с водой и протрите.

Смятин кивнул, промолчав, что уже пробовал этот метод. И раскладывать чайные пакетики. И мыть с жидкостью для окон. И опрыскивать водой с маслом чайного дерева. Всё было тщетно – запах не уходил. Особенно сейчас, когда Смятин отошёл от пивного морока.

Мебельщики работали споро. Смятин болтался рядом, периодически спрашивая, чем помочь. «Всё нормально, мы сами», – отвечал Паша. Смятин покорился. Оставил мебельщиков одних, вышел во двор. В «Белорусских продуктах» купил пряников к чаю. Паша отказался, а вот трезубец согласился. Он пил чай на ходу, с имбирным пряником вприкуску. Шкаф-купе меж тем вырастал, постепенно занимая всю стену. Смятин глядел на него, оценивал и не испытывал удовлетворения. Перед глазами стоял другой шкаф, тот, что он видел в салоне шведской мебели на Дорогожичах – деревянный, изысканный. А этот смотрелся дешёвкой. Почти как книжные полки.

– Я хотел взять другое стекло, с узорами, – оправдывался Смятин.

– Но вам же быстрее надо было, – не отрываясь от вкручивания шурупов, через плечо бросил Паша, – а они только под заказ, ждать надо.

– Да! Ещё и… доллар растёт, – один ответ на семь бед.

– Ой, и не говорите. – Паша встал, переместился к другой стороне шкафа. – Вот возьмите меня. Я ведь в гривнах получаю – сто пятьдесят в день. Только раньше это почти двадцать долларов было, а теперь?

Смятин почувствовал удовлетворение оттого, что не он один в этой комнатке был разочарован.

– А мебель как подорожала! Я вот это дерьмо, – он тыкнул в книжные полки, – брать не хотел. А пришлось. Временно, правда.

Временно же?

– Да-а, – только и сказал Паша.

Смятин хотел от него другого – злобы, такой, чтоб хоть на пять минут, но заела. Паша не поддавался.

Трезубец сунул пряник в карман. Расстроенный, Смятин допил вчерашнее пиво.

Мебельщики закончили собирать шкаф-купе. Попросили расплатиться.

– А что с кухней?

– Это уже другие мастера, – взял деньги Паша. – Мы всё.

– Ладно, спасибо.

– Пожалуйста. Счастливо.

Смятин пожал протянутые руки. Уже в дверях, словно добивая, трезубец бросил:

– А духман-то реально прёт, – он кивнул на книжные полки. – Я даже прибалдел малость.

Оставшись один, Смятин не выходил из кухни. Медленно жевал имбирный пряник. Боялся возвращаться в комнату. Боялся разочарования. Но пришлось. Он зашёл, оглядел собранный шкаф-купе: четыре огромные пластины, две – полностью из ДСП цвета «венге», две – зеркальные. Громоздкая, намертво зафиксированная туша, она всё равно будто пыталась навалиться, придавить Смятина. Шкаф казался ещё одной подделкой, грубой, уродливой. А сзади, он помнил, но не поворачивался, стояли книжные полки, от которых давно надо было избавиться, чтобы не сойти с ума от разочарования и формальдегидов. Правда, иногда Смятину казалось, что с этим он уже опоздал.

Шкаф, полки – всё было чужим. Оставалась кухня. Смятин выбирал её так же – вместе с Линой, наспех. Значит, мог вновь разочароваться. Расстроенный, Смятин повалился на ламинат. Любовался им, гладил. Ламинат нравился, успокаивал. Стол в углу не нравился, но и не раздражал. Однако стоило поднять глаза – и, как висельники, маячили книжные полки, шкаф.

* * *

Ночью Смятина вновь травили формальдегидные запахи. Чёрная тень поджидала рядом. Книги, привезённые из Севастополя, так и лежали в неразобранных сумках. Измученный бессонницей, Смятин листал другие – те, что купил во время вылазки на Петровку. Нюхал страницы, гладил форзацы. Скоро они будут хранить касания его рук, грязь, слёзы, пот, кровь. Смятин верил, что книги помнят своих владельцев. Он был старомоден. Книги ассоциировались у него с домом. Их можно было перевезти из одного жилища в другое, захватив частичку прошлого, расставить, взять с полки, дать почитать. В них находились подчас странные вещи – червонец или цветок. Как и страницы, они тоже хранили память. А ридер? Экран не чувствовал, не хранил слёз. Смахнул – и ничего не осталось.