Читать книгу "Сети желаний - Сергей Пономаренко"

Вероника жалобно на него посмотрела:

— Мне очень плохо. Хочешь угостить меня кофе?

То, что девушка наконец заговорила, как нормальный человек, в Олега вселило надежду, что, переговорив с ней, он сможет расставить все точки над «i». Мысленно попросив прощения у Наташи, он бодро произнес:

— С большим удовольствием. Спустимся на Крещатик, ближе кафе не найти.

— Хорошо. Я знаю, как тебя зовут?

— Олег, так я себя называю, когда хочу, чтобы при следующей встрече меня узнали. Вероника — это твое настоящее имя?

— Имя можно выбрать любое, оно, как платье, бывает, надоедает, и тогда хочется чего-то нового. Оно тебе не нравится?

— Пожалуй, оно тебе не очень идет. По-моему, жмет в плечах, — ответил Олег и поделился: — Ну а мне мое имя пока не приелось.

Они спустились в подземный переход и вскоре устроились за столиком в кафе-«стекляшке», попивая далеко не безупречный кофе.

— Ты пишешь стихи? — Олег решил сменить тактику беседы, отказаться от «лобовой атаки».

— Нет, не пишу, а рисую. Я тебя угощала чужими стихами. Одной умершей женщины, слишком двойственной, чтобы быть просто женщиной.

— Она была знаменита?

— Пожалуй, да, еще при жизни. Она была несчастной: мужчины, в которых она влюблялась, все поголовно были гомосексуалистами, а женщины не отвечали взаимностью. Впрочем, она разделяла любовь и телесные утехи, для нее они существовали отдельно друг от друга.

— Наверное, это была тихая забитая овечка с заурядной внешностью, живущая в своем мире, на которую не обращали внимания мужчины, — предположил Олег.

— Она была красавица, шокировала своим поведением и внешностью. Легко влюбляла в себя мужчин, играла с их чувствами, не подпуская близко. Могла их принять в спальне и, будто случайно, показаться обнаженной отражением в зеркале, при этом держалась, словно богиня на Олимпе. Поэт Владимир Соловьев так представлял ее обществу:

Я — молодая сатиресса,

Я — бес.

Я вся живу для интереса

Телес.

Таю под юбкою копыта

И хвост…

Посмотрит кто на них сердито —

Прохвост!

А сам Лев Троцкий в брошюре, написанной до февральской революции, отвергая религию, Бога, дьявола, чертей, отметил, что существует только одна ведьма, и ее имя — Зинаида Гиппиус, этим весьма ее развеселив.

Олег, опасаясь, что девушка увлеклась и собирается прочитать целую лекцию, прервал ее:

— Да, я кое-что слышал об этой поэтессе Серебряного века, но меня интересует другое, более прозаическое. Ответь на мой вопрос. Той ночью ты появилась на даче неслучайно? Зачем? Только отставь свои пиитовские штучки с разноцветными ответами.

— Говорить правду легко и приятно, — зажмурившись, произнесла девушка.

— Я читал книгу «Мастер и Маргарита», но я не прокуратор, а ты не Иешуа. Можешь обойтись без цитирования и говорить нормальным языком?

— Зачем тебе все это надо? У вас тогда что-то пропало, и ты ищешь вора?

— Нет, но моего друга, хозяина дачи, через несколько дней зверски убили.

— Вы сошли с ума! — заявила Вероника и нервно хихикнула. — Разве могут мертвые общаться по телефону?

В это время у Олега зазвонил мобильный телефон, и Вероника поднялась, собираясь выйти из-за стола.

— Что ты сказала?! — воскликнул пораженный Олег, крепко схватив девушку за руку.

— Мне надо в туалет! — заявила она. — А тебе звонят! Наверное, любимая!

— Никуда я тебя не отпущу! — разозлился Олег, продолжая удерживать Веронику, а несмолкаемая мелодия мобильного крайне нервировала, напоминая о предстоящем неприятном разговоре с Наташей.

— Мне пи-пи здесь сделать? — поинтересовалась девушка. — Никуда я не денусь!

— Хорошо, тогда оставь в качестве залога свой пакет! Что у тебя в нем?

— Теперь уже мне надо беспокоиться за сохранность своего имущества, опасаясь, что ты можешь исчезнуть. Там моя последняя работа, так что никуда не исчезай! — Девушка, вновь нервно хихикнув, оставила полиэтиленовый пакет на стуле.

Олег отпустил ее руку и поторопился ответить на звонок.

— Я многое предполагала о тебе, но то, что ты конченый ловелас, не ожидала! — звучал в трубке разъяренный голос Наташи. — Бросить меня посреди парка и тут же снять очередную жертву для удовлетворения своей похоти — это уже слишком! Ты, Олег, редкая сволочь! Такую еще надо поискать!

— Зачем искать сволочь? — удивился Олег. — Прежде чем обвинять, попробуй разобраться, хотя бы выслушай меня!

— Слушать твою ложь?! Ну ты и наглец! Как будто я не слышу музыку и не догадываюсь, что вы воркуете в кафе, пока я, как дура, слоняюсь в одиночестве по парку!

— Наша перепалка ни к чему хорошему не приведет!

— Ты еще ожидаешь от меня хорошее?! — голос Наташи звенел от негодования.

— Мы в «стекляшке», в Трубе. Приходи сюда, и ты убедишься, что не права.

— Ты меня вообще за дуру принимаешь?! — воскликнула она, и в трубке раздались гудки отбоя.

Олег вздохнул, и тут его мысли вернулись к Веронике, долго не возвращающейся. Взяв оставленный ею пакет, он поспешил к туалету и вскоре убедился, что ее там нет. Вернувшись за столик, он вытащил из пакета картину, написанную маслом. Это была абстракция, смешение разных цветов, без конкретного сюжета, но в целом впечатление создавалось приятное.

— Симфония цвета, — пробормотал Олег и, перевернув картину, на обороте прочитал: — Вероника Залевская. Лунное притяжение.

— Где здесь луна и где ее притяжение? — поинтересовался он сам у себя, разглядывая картину.

Олег решил на всякий случай еще часок посидеть в кафе — может, Вероника одумается и вернется, хотя бы из-за картины. Но вместо нее через полчаса явилась взбудораженная Наташа и устроила ему «разборку».

Часть 3

Дневник Родиона Иконникова. Полесье

— 1 —

Город, за короткое время многократно изнасилованный, затих, не ожидая от будущего ничего хорошего. Свержение царизма, провозглашение всевозможных свобод, надежда на заключение мира с Германией вызвали повсеместное ликование, но все это закончилось разочарованием и неудовлетворенностью, и на смену эйфории пришел страх неопределенности завтрашнего дня.

Наступила вакханалия вседозволенности, власти утверждали свою правду штыками и артиллерией. В стране царил хаос. Для меня прежний, привычный мир рухнул задолго до этих событий. И мне придется вернуться в прошлое, отдаленное от этого момента более чем на год, к моей поездке в Петроград.