Читать книгу "Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии - Генри Марш"

За всю мою карьеру такое случалось четырежды, включая дело, из-за которого я вернулся из Непала, но которое в конечном счете закрыли. Остальные три были довольно быстро урегулированы, так как я полностью признал свою вину и отказался от защиты. Одно из них было связано с тампоном, забытым в теле пациента после операции на спинном мозге (это произошло, еще когда я работал в старой больнице, в те дни, когда не было принято считать тампоны до и после операции), но, к счастью, не вызвавшим серьезных повреждений. В двух оставшихся случаях я не смог вовремя диагностировать серьезные, пусть и крайне редкие, послеоперационные инфекции. Как следствие, одному пациенту был причинен серьезный, а другому — катастрофически серьезный вред.

Кроме того, несколько лет назад мне доставили повестку в суд, где я должен был выступить в качестве свидетеля по делу о возмещении ущерба за причиненный физический ущерб, которое я считал полнейшим абсурдом и пустой тратой времени. Так или иначе, в течение трех дней, предшествовавших слушаниям, я получил несколько постановлений Верховного суда Великобритании, и мне пришлось участвовать в этом фарсе. Постановление ни разу не вручили мне лично в руки, что, насколько я понимаю, в подобных случаях является необходимым условием. Первый раз посыльный приехал, когда я оперировал, а второй — на следующий день, когда меня не было в Лондоне. Вернувшись вечером домой, я обнаружил копию постановления в почтовом ящике. Весь следующий день я провел в операционной, а когда покинул ее, мне сказали, что утром к стойке регистратуры подходил мужчина, оставивший для меня еще один экземпляр постановления Высшего суда.

Эту лавину судебных постановлений обрушил на меня сотрудник крупной адвокатской конторы, представляющей интересы американской юридической фирмы, которая, в свою очередь, выступала от лица ответчиков.

Англичанка, проводившая отпуск в США, попала в незначительную аварию, после чего обратилась ко мне с жалобами, характерными для хлыстовой травмы. МРТ не выявила серьезных повреждений шеи, и я заверил пациентку, что со временем ей станет лучше. Но как показывает практика, далеко не всегда можно предугадать, действительно ли пациенту станет лучше. При хлыстовой травме развиваются тупые и острые боли, а также дискомфорт в области шеи и рук, не соответствующий ни одному из известных патологических процессов вроде перелома, разрыва мышцы или защемления нерва. Такие боли могут не пройти сами собой за время, в течение которого обычно восстанавливаются поврежденные мягкие ткани. Достоверно известно, что перечисленные симптомы не наблюдаются в странах, в которых официально не существует такого диагноза, как хлыстовая травма после мелкой автомобильной аварии.

Считается, что хлыстовую травму якобы может получить человек, в чей автомобиль сзади врезалась другая машина. Как правило, подобные аварии происходят на невысокой скорости, и на водителя с пассажирами воздействуют относительно слабые силы, которых недостаточно для причинения явных травм, но которые по какой-то неведомой причине оказываются способны вызвать серьезные и продолжительные симптомы без признаков ушиба, отека или других изменений, которые можно было бы обнаружить с помощью МРТ или рентгена. Замечено, кстати, что, катаясь на игрушечных автомобилях в парке аттракционов, люди намеренно врезаются друг в друга, и тем не менее никто из них не жалуется потом на симптомы хлыстовой травмы. Несоответствие между тяжестью симптомов и отсутствием очевидной травмы принято списывать на гипотетический «эффект хлыста». Предположительно в момент удара шея движется подобно хлысту при взмахе рукой, что ни разу не было продемонстрировано экспериментально и скорее всего является выдумкой чистой воды.

Когда я еще работал в больнице и вел амбулаторный прием, ко мне обращалось немало людей с аналогичными жалобами. Было очевидно, что многие из них не пытаются симулировать — они просто невольные жертвы эффекта ноцебо, обратного эффекту плацебо. При эффекте плацебо, который неплохо изучен, люди излечиваются или как минимум начинают лучше себя чувствовать благодаря самовнушению: им помогает само ожидание успешного результата.

Что же касается хлыстовой травмы, то перспектива получить денежную компенсацию в сочетании с глубокой убежденностью в серьезности травмы может способствовать возникновению вполне реальных и довольно интенсивных болевых ощущений, которые в действительности являются лишь плодом воображения.

По сути, такие люди стали жертвами судебно-медицинской индустрии и философского дуализма, который рассматривает разум и мозг как две отдельные сущности, а вовсе не физической травмы, нанесенной телу. Это современный аналог документально подтвержденного феномена: когда колдун в первобытном племени проклинает кого-либо, жертва и впрямь заболевает. Но причиной болезни, естественно, становится не проклятие, а сила внушения и вера в сверхъестественные способности колдуна.

Тот конкретный случай, из-за которого меня вызвали в суд в качестве свидетеля, был вдвойне ироничным: муж пациентки работал юристом и специализировался как раз на возмещении ущерба за причиненный физический вред.

Первое уведомление о судебных слушаниях (а если точнее, о «приобщении к делу вещественных доказательств в присутствии назначенного судом эксперта») мне выдали всего за две недели до их проведения. Мне сообщили, что я должен посетить заседание, но о том, что закон обязывает меня это делать, никто не упомянул. Моя секретарша ответила адвокату, пославшему письмо, что я не смогу присутствовать, потому что на тот день у меня назначены операции и амбулаторный прием. После этого со мной никто не связывался, и я было решил, что от меня отстали. Но адвокат, видимо, решил преподать мне урок и послал постановление через Верховный суд.

В день слушаний мне предстояло провести несколько срочных операций, которые никак нельзя было отложить. Я приступил к работе в семь утра и вынужден был оперировать в ускоренном темпе, что ненавижу делать. Я не выспался и сильно злился из-за того, что меня отвлекают от работы под столь нелепым предлогом.

Никто не собирался платить мне за бездарно потраченное время, но юристу, несомненно, полагались сотни, а то и тысячи фунтов за попытки выведать у меня, какой точки зрения придерживается медицина. Я знал, что смысла в моем присутствии нет, так как мы с пациенткой виделись всего два раза, да и то четыре года назад. Я ровным счетом ничего о ней не помнил, а в распоряжении юристов и без того имелись копии моих писем. Добавить к тому, что я изложил в них ранее, было нечего. Итак, я чертовски злился и за день до слушаний позвонил адвокату, чтобы высказать все, что об этом думаю.

Офис адвокатской конторы размещался в огромном здании сразу за лондонским Тауэром — в этакой постмодернистской башне из стекла и мрамора. Исполненный праведного гнева, я прошествовал мимо мужчин в строгих костюмах, куривших у входа, и зашел внутрь, держа в руках складной велосипед и дипломат.

У секретаря в элегантной униформе я получил ламинированный гостевой пропуск, преодолел турникет из нержавеющей стали и поднялся на седьмой этаж в одном из многочисленных скоростных лифтов, в кабине которого висели затемненные зеркала. Сколько времени мы сэкономили бы, будь у нас в больнице подобные лифты!