Читать книгу "Все самое важное - Ольга Ватова"

Сразу по приезде, если меня не подводит память, мы остановились в парижском Пен-клубе, недалеко от Елисейских полей. Там у нас была довольно удобная комната. По утрам подавали кофе. Но питаться мы должны были в городе. Стипендия же составляла тогда сто тысяч старых франков. Будь у меня там возможность готовить еду самой, этих денег вполне бы хватило, но посещение ресторанов существенно подрывало наш скромный бюджет. Поэтому я покупала консервы и старалась потихоньку что-нибудь из них приготовить в стенах самого Пен-клуба.

Трудно сейчас припомнить последовательность всех наших переездов в Париже. Но, по-моему, когда закончился срок нашего пребывания в Пен-клубе, мы переехали в дом, где размещалось польское эмиграционное издательство «Культура». Жили мы там в пристройке. В нашем распоряжении были три комнаты, кухня и ванная. Какое-то время мы делили это жилье с Романом Поланским. Он занимал одну комнату, но являлся туда только переночевать. Должна сказать, что все относились к нам очень доброжелательно. Мы не чувствовали себя здесь чужаками. Иногда даже казалось, что территория, на которой расположен издательский дом «Культура», — это маленький кусочек Польши. Однако шло время. Нужно было задуматься о том, как жить дальше, как заработать средства на существование, как определиться с постоянным жильем. Для Александра особенно важным было обрести возможность спокойно заниматься творчеством. Болезнь мужа напоминала о себе с новой силой, изнуряя его физически и морально. Правда, он не переставал писать.

Мы поняли, сколько сил и упорства требуется, чтобы приспособиться к жизни в эмиграции. Помог счастливый случай. Один наш знакомый, будучи культурным атташе в Италии, познакомился там с очень богатым человеком Умберто Сильвой, мечтавшим открыть свое издательство, но не имевшим ни малейшего представления об издательском деле. Наш знакомый порекомендовал ему Александра, у которого был довольно богатый опыт в этой сфере деятельности. Мы приехали в Геную. Сильва поселил нас в прекрасном отеле, чтобы Александр мог хорошо отдохнуть перед началом работы. Отель «Виктория» считался фешенебельным. Туда приезжали только очень богатые люди. Таким образом из крайне скромных условий мы вдруг попали в люкс. Но через несколько дней окружающая роскошь стала угнетать нас. Богатство выглядело чересчур вызывающе. На ужин в большом зале, например, все дамы являлись надушенными, в вечерних платьях и драгоценностях. Как правило, в конце недели сюда съезжались богачи из близлежащих мест. И я — возможно, из духа противоречия — предпочитала приходить на ужин в простом свитерке, несмотря на то что у меня были с собой какие-то вечерние туалеты. Зато остальное — море, постоянно меняющее свои цвета, мимозы, пальмы — все это было прекрасно. Воздух был насыщен пьянящими ароматами, а по вечерам в кустах празднично сверкали светлячки.

В то время в парке Нерви проходил международный фестиваль балета. Приехавший туда наш польский балетмейстер Войчиковский разрешил мне приходить на репетиции, где я любовалась сказочной пластикой и грацией танцоров.

Подходила к концу вторая неделя нашего пребывания в отеле «Виктория», а Сильва все еще откладывал переговоры, занимаясь завершением каких-то других дел. Нам стало неудобно так долго пользоваться столь дорогостоящим гостеприимством. Даже когда к нам приехал приятель и мы захотели угостить его коньяком в баре, денег с нас не взяли. Оказалось, что Сильва заранее оплатил все наши возможные расходы.

Наконец начались долгожданные переговоры о создании издательства и об условиях работы. Сильва принял нас в своем шикарном жилище на тридцать пятом этаже с прекрасным видом на порт. Сама квартира была великолепно меблирована. Ее украшали гобелены Лурсака, ковры, люстры. Всюду стояли цветы. Стол обслуживали официанты в белых перчатках. Жена Сильвы работала учительницей в школе. Это была скромная женщина, безропотно подчинявшаяся мужу. Тем не менее одета она была хорошо и выглядела очень элегантно. Прислуга размещалась в чердачном помещении и питалась отдельно. Когда мы смаковали шампанское, они на кухне ели макароны и не имели права даже прикоснуться к пирожным. (Сильва потом часто приглашал нас к себе или в дорогие рестораны, где цены были невероятно высокими, иногда переходя за сто тысяч лир.)

Александру Сильва платил ежемесячно двести пятьдесят тысяч лир и ежедневно присылал за ним машину с шофером, чтобы отвезти его из Нерви в Геную. Ват составил план работы издательства. Он собирался издавать в переводе на итальянский книги польских, английских, французских и немецких авторов. Сильва хотел, чтобы дело велось с большим размахом. Ему уже мерещилось, что его издательство станет самым популярным из всех существующих в Италии. Как-то Александр случайно обмолвился о своем знакомом, работающем в ЮНЕСКО. Сильва сразу же попросил пригласить его, чтобы обговорить возможность сотрудничества. Ват не был убежден в целесообразности подобного шага, однако Сильва настаивал. И, когда этот знакомый приехал вместе со своей женой в Нерви, Сильва устроил прием в самом фешенебельном ресторане, который уже был закрыт в связи с окончанием сезона. По просьбе Сильвы его открыли и сервировали столы в огромном зале, декорированном цветами. Специально для этого вечера работал бар, был приглашен оркестр. И все это для шести человек… Можно только догадываться, в какую сумму вылился банкет. Кстати сказать, знакомый Александра не занимал в ЮНЕСКО какую-то большую должность. От него вообще ничего не зависело. И муж предупредил Сильву об этом. Но тому нравилось щегольнуть своим богатством. (Жизнь Умберто Сильвы была бы достойна подробного описания. Нищета и богатство. Неумение быть счастливым. Чрезмерные амбиции. Стремление заставить весь окружающий мир уважать себя…) Однако Вата все это раздражало. Он не понимал такого поведения по отношению к сотрудникам, полностью от него зависящим, и к переводчикам, единственным заработком которых была работа у него. Александр не выдержал и через полтора года подал в отставку.

Кроме того, идеальным местом для жизни Ват считал не Италию. Когда он говорил, что пора возвращаться домой, то имел в виду Францию. И это понятно — Александр не хотел возвращаться в Польшу из-за сложившейся там политической обстановки, в нормальных условиях мы бы никогда ее и не покинули. Побывав в Италии, Калифорнии, других местах, мы решили для себя, что единственное место на земле, где нам бы хотелось жить (разумеется, кроме Польши), — это Франция, а точнее — Париж.

Правда, если бы Александр так не вникал в закулисную сторону работы у Сильвы, то кто знает… Возможно, будь у нас средства к существованию, мы бы и попробовали остаться в этой стране. Признаться, Италия очаровала нас обоих красотой природы. Все там выглядело как-то необыкновенно. Однажды в Сицилии нам довелось увидеть отверстия, выдолбленные в скалах, которые служили убежищем для нищих. Это даже нельзя было назвать жильем. Но люди целыми семьями отогревались там холодными ночами, собираясь вместе вокруг небольших костерков. Их живописные лохмотья, склоненные над огнем головы и освещенные пламенем лица напоминали картины французского художника Жоржа де Латура. Зрелище было настолько захватывающим, что ощущение реальности происходящего вернулось к нам не сразу. Лишь постепенно мы начали осознавать, что видим живых людей, замерзающих и голодных, находящихся в крайней нужде. Непостижимо, но даже трагическое и безобразное обретало художественную образность, будоражило воображение. Что-то языческое охватывало нас, ослепляло, словно заслоняя горькую действительность. Нужно было работать вместе с Сильвой, чтобы не забывать о настоящей жизни.