Читать книгу "Расскажи, как надо жить - Федор Анич"

И только Моя Мелодия напоминала мне о том, кто я есть. Когда я ее играл, я видел отчетливо все лица – мамы, отца, Лизы и свое. Музыка возвращала меня к прежней жизни. Никакие аудиозаписи не могли сотворить такого же чуда. Все равно что смотреться в отражение в темном окне, жалкая пародия на зеркало. Запись не передает того, что вызывает музыка, рождаемая снова и снова. В Моей Мелодии сыгранной вживую, все живы, все такие, какими были, какими я их знал. Когда мне становилось страшно или одиноко – я садился к пианино и играл, и это был мой якорь.

Когда меня выписали из больницы и отвезли к куратору – Павлу Витальевичу – пианино со мной не уехало. И я не мог справиться со своими чувствами. Мне не нужно было играть дни и ночи напролет, нет, мне достаточно было знать, что я могу это сделать в любой момент. А когда пианино не стало, я вдруг оказался беззащитным, и мой корабль с мозгами стало уносить в шторм совершенно неожиданно.

И сейчас, стоя на пороге кухни и глядя на Васю, который не мог даже глаз на меня поднять, я почувствовал, как сердце сковывает и надвигается шторм. Я сбрасываю кроссовки, забегаю в комнату и начинаю играть. С момента как я купил синтезатор, я играл Мою Мелодию в наушниках, и это помогало, хотя звук был электронным.

Сейчас мне нельзя расплакаться. Я должен быть сильным, должен научиться справляться с любыми обстоятельствами. У меня нет времени искать наушники и подключать их, я начинаю играть. Закрыв глаза, я вижу маму, отца и Лизу. Я чувствую себя.

– Дима, это прекрасная мелодия, – говорит Вася.

Пальцы зависают над клавишами, подушечки тянет вниз, на привычные соль-ре-ми и до-фа-ля. Я доигрываю. Теперь я прочно стою на якоре. Вася, сам того не понимая, услышал все, что у меня есть. Больше, чем я могу рассказать, больше, чем могу показать.

– Ты напугался? – спрашиваю я.

– Очень, Дим. Я сильно напуган. А ты?

– Я просто в ужасе, Вась, – отвечаю я. – Не знаю, что сказать тебе.

– Ты только не подумай, что я злюсь. Я теперь все понимаю. Мы можем даже вообще об этом не говорить, никогда. Или, наоборот, поговорить, если тебе нужно. Я не знаю, что дальше делать, но хочу сказать тебе: ничего не изменится. Все останется как и прежде. У меня больше нет вопросов, и причину, по который ты мне ничего не говорил, я уважаю.

В этот момент между нами что-то произошло. Что-то непонятное, никак не объяснимое. Раньше я не думал – доверяю ли я Васе настолько, чтобы слепо верить. Теперь знаю.

Я не знал точно, но был уверен: с Васей что-то сделали, к чему-то принудили. Этот человек – Игорь Романов – по-другому работать не умеет. Он берет свое и не дает ничего взамен. Мне удалось выудить из него ответы только потому, что ему нужно было срочно получить информацию, которой я владел. Иначе он не стал был разговаривать со мной и отвечать на вопросы. Наверное, он что-то сделал с Васей, как-то его запугал. Но… несмотря на это все, я был готов Васе верить. Я знаю, что он не желает мне зла и никогда не пойдет на что-то плохое только ради того, чтобы получить какую-то выгоду. Даже если там есть риск, Вася его оценит лучше меня. Даже если впереди страшная опасность, он сделает все, чтобы этого избежать и лучше него никто не справится.

В моей жизни теперь есть человек, которому я могу доверять. И если он не скажет мне ничего, это не страшно. К тайнам я привык, у Васи просто может не быть выбора. Но я ничего не боюсь – теперь мне еще спокойнее, потому что в это все вовлечен Васька. А значит, все будет хорошо.

Возможно, я не прав, и Вася не знает во что ввязался. Возможно, мне стоило поставить ультиматум и потребовать все выложить, пригрозив уйти навсегда. Но я не стану этого делать. Если меня еще не забрали, значит, Вася знает мою историю, и она не отвернула его от меня. Я бы был раздавлен еще сильнее, если бы друг отказался бы от меня, но где-то в глубине души его бы простил и понял: зачем ему такой проблемный друг, как я? Однако Вася подставил плечо, в который раз. Я почувствовал, как будто нам обоим дали второе дыхание. Как будто в квартиру впустили свежий воздух. За ужином мы говорили. Не о том, что случилось, а обо всем на свете, кроме этого. Мы и раньше могли говорить обо всем, но, казалось, была какая-то нависшая над нами недомолвка, а теперь ее не стало. Кроме всего прочего, мы обсуждали Мою Мелодию, хотя я не сказал Васе, что она значит для меня. Почему-то я решил умолчать об этом.

Он что-то быстро писал в блокнот, а я, почти дышащий свободно, наблюдал. У меня не получается писать тексты. Я просто не понимаю, как можно воплотить в простых словах суть переживаний или отразить идею. Моя Мелодия научила меня писать музыку так, как видит ее душа, а стихосложение совсем не мое. Но если на русском у меня получается хотя бы сложить строки в стих, то на английском я не могу даже рифму подобрать. Дело в том, что стихосложение на английском сильно отличается от русского. Если в русском тексте смысл и идея подаются в образах и метафорах, то в английском нужно изъясняться элементарными словами, создавая образы между строк. То есть в русском мы прячем идею за образом, а в английском – образ за идеей. У Васи это получается великолепно, потому что он профессионал, переводчик и тонко чувствующий человек.

– Вот, смотри, что у меня получилось, – говорит Вася, оторвавшись от своего блокнота. – Я долго думал над твоей нестабильностью и понял, что нет ничего важнее, чем позволить себе быть слабым тогда, когда это действительно нужно. Как это подать поэтично и красочно? Вот, читай, это набросок мысли. Если тебе понравится, я могу сложить в стих на инглише, подобрать историю.

Он протянул мне свой блокнот.

«Этот день наступит сегодня – день, когда я буду болтаться на люстре, кричать так, как будто завтрашнего дня не будет. Я буду взрывать салюты, грабить банки и прыгну с парашютом прямо в грот. Я буду пить сколько захочу, ведь завтра не наступит. Я сделаю сегодня все, чего не сделал бы никогда, я сделаю то, чего боятся президенты, чего боится даже Стивен Кинг. Мне плевать, что завтра все будет также – и солнце, и люди и даже время будет течь с той же амплитудой; но сегодня день моей свободы, день рождения нового меня».

– Мне нравится. А что дальше?

– Раскидать образы для начала и сплести историю. Любую. Что ты хочешь?

– Про жестокую любовь у нас ничего не было.

– У нас вообще мало что было, – усмехнулся Вася, – но давай про жестокую любовь.

Я только кивнул. Процесс заворожил меня. Вася писал куплеты, припевы, несколько раз переписывал их, распевал. Потом сказал, что нужно написать «бридж», я не стал уточнять, что в его понимании есть «бридж», а когда он стал писать, я понял, что он имеет в виду «мостик» между основной песней к кульминации. Музыкально это обычно красивый проигрыш, но в современной музыке этот проигрыш наполняют развязкой и основной мыслью всей песни.

– Если в бридже герой перерождается, что-то понимает и меняется, то последний припев, бывает, отличается от первых двух (или трех, зависит от песни), – сказал Вася, – наш герой должен все это пережить, да? Значит, высушим слезки.