Читать книгу "100 великих монастырей - Надежда Ионина"

Не только иноки, но и многие игумены нисколько не заботились о соблюдении древних уставов и устраивали жизнь по собственному усмотрению. «Иноки обращали взоры туда и сюда, каков этот монастырь, каков другой монастырь», поэтому часто переходили из одной обители в другую, и игумены принимали их в свой монастырь за деньги и позволяли заниматься житейскими делами и даже заводить собственное хозяйство.

Эти и другие обстоятельства свидетельствуют, что идея киновийной жизни в ее чистом виде была забыта современниками Феодора Студита, и они представляли ее как общину с целями более хозяйственными, чем религиозно-нравственными. Устранить все недостатки внутренней жизни иноков и преобразовать монастыри в настоящие киновии он и поставил своей задачей в Студийской обители.

«Мы избрали для себя не воинское звание, не гражданский чин, не военачальническое достоинство и даже не столь завидное для ромеев царское владычество. Мы избрали гораздо большее и беспредельно высшее всего этого – служение небесное и, выражаясь точнее, истинное и непреходящее, заключающееся не в словах, а в самом деле… Не допустим себя уклониться от цели нашей, но слыша Господа, говорящего: “Царствие Божие внутри вас есть”, – всеусердно всякий день будем домогаться стяжать его, не злато и серебро сокровиществуя, но веру правую и жизнь непорочную».

Но если религиозно-нравственные задачи у иноков и у христианских мирян одинаковые – спасение души и преуспевание в добродетелях, то средства для достижения их различны, поэтому иночество и выделяется в особый церковный институт. «Мы представляем нечто отличное от мирских людей; мы облечены иной одеждой и ведем иной образ жизни». Постриг монашеский Феодор Студит признавал церковным таинством, в котором постригаемый получает особую благодать Божию, которая возрождает его к новой, равноевангельской жизни, как благодать Крещения возрождает верующих к Христовой жизни. Поэтому снятие монашеской схимы Феодор Студит считал очень тяжелым грехом. Своему падшему ученику Евпрегиану он писал:

«В одном месте божественный Василий говорит (падшему): “Ты и сенаторство потерял, и монахом не стал”. И это он говорит потому, что тот ненадлежащую жизнь вел и держал при себе нечто из своего имущества. Ты же, прости, монаха не потерял, но отверг. Каким именем назвать нам тебя? Монахом?.. Лучше было бы тебе быть в общении с ересью и затем принести покаяние, чем сбросивши святую одежду, пребывать без покаяния: ибо отвергши схиму, ты Сына Божьего попрал ногами, Кровь Завета осквернил, благодать Духа оскорбил. Слагать монашество – то же, что слагать Крещение, поэтому ты недостоин участвовать в богослужении».

Феодор Студит считал, что для выполнения трудных обетов монашества (особенно обета послушания) киновия представляла лучшие условия, так как «сам Христос показывает это чрез совместную жизнь двенадцати учеников Его, затем и самовидцы и учители Слова – через такое же житие четырех тысяч и пяти тысяч, не говоря уже о последующих (отцах и учителях)… Киновия – это единственное тело, сгармонированное и направленное к единодейстствованию и единослужению, так что оно, будучи многодушно, многосердечно и многоумно, пребывает единомышленным и единосердечным не для чего-либо худого, а для совместного богоугождения и работания во славу Пресвятой Троицы при постоянной взаимной поддержке в подвигах аскетических».

Преподобный Феодор перешел в Студийскую обитель со своими иноками из Саккудийского монастыря в тот период, когда она после запустения при императорах-иконоборцах еще не успела восстановить свою прежнюю деятельность. Новому игумену сразу же пришлось вводить в монастыре свои порядки и свой устав, надеясь сделать обитель не только образцом для своего времени, но и для будущих поколений. К тому времени у преподобного Феодора Студита было уже около 1000 учеников, поэтому (как пишет один из первых биографов) «ему трудно знать каждого в лицо и руководить, а также следить за разговорами и образом мысли каждого. Поэтому он избрал из братьев самых видных и известных своей жизнью, поставил их надзирателями над остальными, чтобы они доводили до сведения общего наставника обо всем, что бы ни происходило, чтобы ничто не могло укрыться от их глаз и наблюдательности. Он назвал их особыми именами: епистимонархами, таксиархами, надзирателями и будильщиками. Затем, которые более успевали и вели высший образ жизни, тех он удостаивал высшей должности: помощника настоятеля, эконома, подъэконома. Каждый имел свое особое имя по смыслу служения».

Дальше биограф сравнивает Феодора Студита с Моисеем, который для управления иудейским народом тоже установил различные должности. Но тут же автор указывает, что Моисей это сделал по совету других, а Федор Студит в устроении монастырской жизни действовал самостоятельно. И хотя его устав в основе своей и был заимствован из аскетических наставлений Василия Великого, но был приспособлен к нуждам обители настолько, что может считаться его собственным творением.

Свои правила Феодор Студит вводил постепенно, в соответствии с естественным течением монастырской жизни, и в поучениях всегда разъяснял инокам смысл и значение этих правил. Первым лицом в киновии был игумен, избираемый братией по жребию из своей же среды. Игумен руководил всей монастырской жизнью – внутренней, релиозно-нравственной, хозяйственной и пр. Он, как пастырь, должен был охранять иноков от волков и других хищных зверей, от воров и разбойников. Он должен был подавать братии высокий пример для подражания, и сам быть самым строгим исполнителем устава, ни в чем не преступать законов и установленных правил.

Устав Феодора Студита предусматривал особенно строгие наказания тем, кто занимал в монастыре какую-нибудь должность (библиотекаря, каллиграфа, садовника, привратника, казначея и др.). Это были те, кто составлял иерархию монастыря и должен был каждый способствовать сохранению порядка и правильности монашеской жизни. Так, пост и отлучение от общины (редкие у святого Василия Великого) в Студийском монастыре употреблялись очень часто. Игумен монастыря осуждал на пост не только монаха, небрежного в молитве или отсутствовавшего в трапезной, но и того, кто пропускает службы или мешает их ходу; кто не слушает наставлений игумена, кто ведет светские разговоры и т. д. – т. е. тот, кто грешит против послушания. За мелкие нарушения полагалось отлучение от общины до пятнадцати дней, причем порой к такому наказанию добавлялись пост и молитвенные поклоны. Например, если инок владел чем-либо личным, он отлучался от общины на 15 дней, осуждался на хлеб и воду и еще на 50 поклонов; кто выходил из монастыря без разрешения игумена – на 8 дней и каждый день должен был класть по 40 поклонов. Наиболее продолжительное отлучение от общины (по уставу Феодора Студита) полагалось за неумеренность и невоздержание – до 12 лет.

Наказание поклонами употреблялось в Студийском монастыре чаще, чем у Василия Великого: за выход со службы более одного раза, за сидение на литургии, за неявку на службу после троекратного призыва, за разговоры после вечерни, за громкий крик и т. д.

Выше говорилось, что поклоны часто прибавлялись к другим наказаниям, например: кто ел вне трапезной, должен был 3 дня сидеть на хлебе и воде и класть по 200 поклонов; грешивший против целомудрия осуждался на хлеб и воду и каждый день и каждую ночь должен был класть по 300 поклонов, пока не проходило искушение. Самая главная разница между двумя уставами заключалась в следующем: в «Правилах монашеской жизни» святого Василия Великого игумену давался широкий простор для определения наказания, а устав Феодора Студита точно определял наказание каждому греху – заранее установленное и всем известное. По уставу Феодора Студита наказывает не игумен, а правило, повиноваться которому монах обещался до конца дней своих.