Читать книгу "Фантастиш блястиш - Григорий Аркатов"

«А что же дальше?» – неудовлетворенно спрашивала аудитория.

«И что же произошло потом?» – возмутился совершенно обычный водитель трамвая.

Однако радиоведущий Кирилл поступил правильно, когда не позволил всем им узнать что-либо о том, как его коллеги Зайк и Пайк с трудом отворили тяжелый железный люк с кривой и покрытой копотью надписью, как они вошли внутрь печально известного заведения и как никогда из него не вышли. К тому же он был предельно вежлив, оставил в эфире немного качественной музыки и на прощание сказал:

– До новой встречи завтра, двадцатого сентября…

«Двадцатого сентября?! Какого черта?.. Разве сейчас не август?..».

Артем посмотрел в боковое окно своего движущегося по рельсам трамвая. Там за окном вроде бы и впрямь был август. Хотя стопроцентной уверенности не было…

– Сложно сказать, – прошептал он, когда к уже имевшейся потерянности во времени прибавилась потерянность в пространстве.

Срочное нажатие на тормоза толком ничего не поменяло. Артем все еще не знал, куда именно его занесло вместе с трамваем.

– То ли Малица, то ли Константиновка, то ли еще что…

Хотелось винить во всем треклятое радиошоу, из-за которого совершенно обычный водитель трамвая слишком давно перестал осуществлять запланированные остановки и призывать себе в помощь самый благоразумный и самый рассудительный голос из динамиков. Но было еще что-то, чего Артем пока что не мог ни понять, ни объяснить.

«Что-то странное, что-то едва уловимое…».

И только когда недалеко за деревьями раздался сильный взрыв и яркий свет огня осветил всю близлежащую территорию, совершенно обычный водитель трамвая наконец-то понял, что именно происходит в этом мире.

– Да, это все-таки случилось, – с определенной горечью подметил Артем.

И затем он принялся усердно дожидаться высокого человека со странным лицом и длинными седыми волосами, который вот-вот должен был появиться из-за деревьев, который вот-вот должен был сесть в трамвай за номером два и вместе с совершенно обычным водителем отправиться туда, откуда очень редко возвращаются.

– Сейчас, сейчас…, – уже без прежней горечи произнес Артем.

А потом он все-таки дождался.

2

Кажется, вчера я собирался встать пораньше. Но вот, судя по ощущениям внутренних биологических часов момент «икс» настал, а мне все еще не хотелось открывать глаза. Очень хотелось еще немного поспать. Возможно, минутку. А быть может и гораздо дольше.

«Как получится», – подумал я, пытаясь поддаться собственной лени.

Однако другая немаловажная черта моего характера, многими посторонними описываемая как чрезмерная и неуместная правильность, никогда бы в жизни не позволила мне продолжить мой сладкий сон вопреки каким-то важным делам. По своим никому непонятным причинам она всегда была на стороже. И зачастую мне это нравилось. Да только вот отнюдь не этим утром.

«Еще немного… мне этого так сильно хочется…».

«Нужно вставать… это важно!»

Когда тебе кричит в ухо твой собственный мозг, желание придаться утренней дремоте медленно, но верно сходит на нет. И тогда на какой-то минуте приходиться наконец-то признать, что чрезмерная и неуместная правильность все-таки одержала верх в этой неравной борьбе, заставив тебя открыть глаза и посмотреть на окружающий мир.

«Да уж!» – с некоторым разочарованием подумал я, едва удалось удостовериться, что ничего вокруг меня не изменилось за ночь.

Шкаф, два стула, большой телевизор, компьютерный стол с лежащим на нем ноутбуком, еще один стол, за которым можно было, как принимать пищу, так и писать письма на деревню дедушке – все это было вчера, все это было и сегодня. Ничего не изменилось.

«Не очень-то и хотелось!» – в виде открытого каприза заявил я сам себе.

Но на самом деле мне очень хотелось. Просто я все еще боялся признать эту чересчур очевидную и излишне болезненную правду.

«Что в этом сложного?» – наверное, подумаете вы.

«Ничего», – будет вынужден бескомпромиссно ответить ваш покорный слуга Геннадий Петрович Чайкенфегель.

Но некоторые иллюзии созданы не просто так. Некоторые иллюзии очень сильно нужны и важны. Зачем? Почему? Видимо потому, что именно они позволяют некоторым людям жить дальше, и учат их умению в каждый новый день настойчиво выползать из постели.

«Вчера было все то же самое», – такое вот неискоренимо обыденное и лаконичное умозаключение преследовало меня уже довольно длительный промежуток времени.

Три тысячи шестьсот пятьдесят два дня – это много или мало?! Еще один хороший риторический вопрос заставил меня наконец-то вспомнить, зачем же моя вышеупомянутая чрезмерная и неуместная правильность так сильно желала моего скоротечного пробуждения.

«Десять лет пролетели быстро…».

Вчера, а точнее в те самые часы, минуты и секунды, что обескураживающе предшествовали этому сомнительному юбилею, я был очень сильно взволнован. И потому в вечернее время, когда в обычных обстоятельствах следовало бы начать засыпать, сон был для моей персоны совсем не в руку.

Конечно, я пытался старательно и сосредоточенно считать коров, собак и прочую живность, но в конечном итоге ничего путного из этой затеи не получилось. А так как меня совершенно не прельщала навязчивая перспектива быть обреченным на ночь многочисленных безнадежных телодвижений с правого бока на левый, пришлось пойти на крайние меры и включить телевизор…

«О, боже!!! Зачем?!» – изнуряющим басом кричал в тот самый момент мой катастрофически ошарашенный внутренний голос, – «Разве ты не понимаешь, что прямо здесь и сейчас обязательно начнется апокалипсис?!»

Такую экспрессию несложно понять, ведь за все только что истекшие десять лет моего пребывания в удобном и обустроенном тюремном заключении, я ни разу не включал телевизор, ни разу не входил в интернет, ни разу не слушал радио. Причем все это было исключительно по собственному желанию. Никто не ставил мне палки в колеса. Я сам все для себя решил. Я решил, что так было нужно.

«Десять лет пролетели быстро…».

– Десять лет пролетели быстро…

Видимо я был слишком сильно увлечен своими собственными мыслями, раз не сразу сообразил, что слова данной реплики звучат не только в моей не совсем здоровой голове. Взгляд с непроизвольной лабильностью скользнул в сторону и тут же не нарочно наткнулся на лицо Павла Макинтаева, что словно высеченное из камня божество всегда пугало и удивляло своей безмятежностью.

– Здравствуйте…, – медленно проронил я, в очередной раз удивляясь тому удивительному факту, насколько бесшумно способен проникать в помещение мой личный надзиратель.

– С добрым утром.

Сказанные Павлом слова вроде как должны были нести в себе нечто доброе и светлое, однако при всем при этом они ничуть не влияли на мимику того, кто их произносил. Выражение его лица по извечному законодательству местных устоев так и осталось украденным у каменного истукана событием. И с этим сложно было что-либо поделать. А жаль… Ведь этим особенным утром очень хотелось чего-то иного, чего-то нового…