Читать книгу "Третий рейх на наркотиках - Норман Олер"

Итак, есть все основания полагать, что под «х» всегда подразумевался юкодал, который Гитлер принимал, чтобы выглядеть убедительно и вернуть – пусть и искусственным путем – ту харизму, какую он раньше получал самым естественным образом. Пресловутая сила внушения диктатора, проявлявшаяся в сложных ситуациях, общеизвестна. Так, 10 сентября 1943 года имперский министр пропаганды Геббельс записал в своем дневнике: «Несмотря на огромное напряжение прошедшего дня и прошедшей ночи, фюрер, против ожиданий, выглядел на удивление свежим […]. Он спал не более двух часов, а производил впечатление человека, только что вернувшегося из отпуска»[324]. Имперский комиссар Украины Эрих Кох с таким же восторгом писал о сильном впечатлении, производимом Гитлером: «Побеседовав с фюрером, я зарядился от него энергией и радостным воодушевлением»[325]. И когда 7 октября 1943 года на совещание в «Вольфшанце» съехались павшие духом рейхслейтеры и гаулейтеры, чтобы пожаловаться на усиление налетов авиации Союзников на немецкие города и бездействие люфтваффе, Гитлер, находившийся под воздействием стимулятора, произнес пламенную речь, в которой он в столь подкупающей манере выразил непоколебимую уверенность в победе, что его гости разъехались по своим разбомбленным вотчинам с твердой убежденностью в наличии у рейха секретного оружия, способного сокрушить любого врага. «11 часов: инъекция как всегда. Правое предплечье сильно распухло. Выглядит очень хорошо»[326], – записал Морелль в тот день. Даже когда чуть позже Гитлер полетел в Бреслау, чтобы в Зале Столетия поднять боевой дух нескольким тысячам унтер-офицеров из всех частей вермахта, Морелль был рядом, со шприцем наизготовку: «Инъекция как всегда»[327]. Результат: оглушительные крики «Зиг Хайль!», после чего преисполненные воодушевления молодые унтер-офицеры отправились на фронт, чтобы принять участие в обреченных на поражение битвах.

Ближайшие сотрудники Гитлера и генералы из Верховного командования, не подозревавшие о том, что их шеф принимает подобного рода допинг, зачастую реагировали на его оторванный от реальности оптимизм с непониманием и раздражением. Знал ли Гитлер что-то такое, чего не знали они? Может быть, он и в самом деле обладал строго засекреченным чудо-оружием, способным изменить ход войны? В действительности ощущением своего всесилия и непоколебимой уверенностью в победе, необходимой ему для того, чтобы, несмотря на панические сообщения со всех фронтов, поддерживать ее в других и вести их дальше за собой, Гитлер был обязан исключительно эйфории, вызываемой инъекциями. Типичная запись Морелля того периода: «12:30: ввиду предстоящего большого совещания (около 105 генералов), инъекция как до этого»[328].

На Рождество 1943 года, когда Красная армия начала Днепровско-Карпатскую операцию, ставшую продолжением начатого ей летом успешного наступления, Морелль получил подарок от статс-секретаря Министерства внутренних дел Баварии. Это было юбилейное издание «Фауста» Гёте, посвященное столетию первой публикации, с пожеланием, чтобы «Вы вспоминали не только своих мюнхенских друзей, но и студенческие годы, когда Вас, по Вашим словам, называли Мефистофелем». В этой фразе заключена суть драмы Гитлера и его личного врача. «И все же тогда, как и сейчас, Вы были привержены не злу, а добру»[329], – добавил статс-секретарь, естественно, не знавший истинного положения вещей. В ответном письме Морелль поблагодарил его за ценный подарок. Весьма сомнительно, что у него было время хотя бы пролистать книгу, поскольку «Пациент А» требовал практически круглосуточной заботы.

Усиливавшаяся биохимическая атака на фюрера имела еще один эффект: тем, кому приходилось беседовать с ним, в скором времени самим требовалась фармакологическая поддержка, чтобы вынести этот разговор. Общаться с усталым, изнуренным, длительное время употреблявшим стимуляторы Верховным главнокомандующим, не прощавшим уныния ни себе, ни другим, было не только сложно, но и небезопасно – особенно людям, чье благополучие и даже жизнь зависели от него. Гитлер не прощал слабостей. Тот, кто выглядел больным, сонным или даже просто недостаточно вдохновленным, тут же изгонялся. Фюрер неоднократно объяснял свое решение об отстранении от дел того или иного высокопоставленного лица состоянием его здоровья[330].[331] И опять Морелль был в выигрыше: поскольку в 1-м кольце ограждения «Вольфшанце» не было санитарного отделения, лейб-медик со своей полевой аптечкой выступал в роли бескорыстного спасителя. Например, слуга Гитлера Линге, заболев гриппом, получил от него юкодал, дабы поддерживать работоспособность и хорошее настроение. Это был далеко не единичный случай. У толстого доктора всегда имелся запас различных средств для офицеров, адъютантов и ординарцев, которые придавали им силы, столь важные для бункерной жизни. Он охотно помогал даже генералам, которые желали перед встречей с Верховным главнокомандующим обрести уверенность в себе и бодрость[332].

Наиболее эффективным средством считался первитин. Морелль, знавший об опасностях, которые таит в себе этот стимулятор, писал одной своей пациентке, просившей у него рецепт: «Он вовсе не придает силы, и это отнюдь не овсянка, а настоящий бич!»[333] Тем не менее он без всяких колебаний раздавал препараты фирмы «Теммлер», в результате чего активное употребление метамфетамина в «Вольфшанце» со временем распространилось и на Берлин[334]. Прослышав об этом, Конти, старый противник первитина, разослал письма рейхслейтеру Борману, всем гаулейтерам и руководящим партийным функционерам, где описывал вред этого так называемого «освежающего» средства. Он хотел, чтобы об этих злоупотреблениях стало известно и в высших эшелонах власти. Реакция Бормана на его письмо неизвестна.