Читать книгу "Загадка 37-го. Три ответа на вызовы времени - Юрий Мухин"

Вину за такое положение Евдокимов целиком и полностью возложил на своего предшественника – Б. П. Шеболдаева. Да еще на А. Г. Белобородова, принципиального и твердого троцкиста, работавшего перед арестом 15 августа 1936 г. уполномоченным комитета заготовок по краю.

Недалеко от Евдокимова по образу мышления ушел и П. П. Постышев. Снятый недавно с поста второго секретаря ЦК КП(б) Украины, он нашел единственное весомое и бесспорное оправдание своим ошибкам. С гордостью заявил:

«Мы ведь на Украине все-таки одиннадцать тысяч всяких врагов исключили из партии, очень многих из них посадили». Сходными, по сути, оказались выступления Б. П. Шеболдаева, И. Д. Кабакова, Я. Б. Гамарника, А. И. Угарова, А. В. Косарева.

Изменить столь агрессивный дух Пленума попытался Я. А. Яковлев. Ссылаясь на данные КПК, он сделал все возможное, дабы пресечь репрессивные устремления членов ЦК, настойчиво убеждал их, что число исключенных из партии далеко не равнозначно количеству врагов, что большинство бывших членов ВКП(б) пострадало не из-за своих троцкистских убеждений, а по иным, более простым, прозаическим причинам – из-за казенщины, бюрократизма и равнодушия к людям. Яковлев рассказал: «Когда мы, Комитет партийного контроля, познакомились со 155 исключенными на трех предприятиях (Москвы. – Ю.Ж.), из них 62 исключили за пассивность. Из этих 155 две трети работают на производстве больше десяти лет. 70 – слесари, токари, шлифовальщики, инженеры, техники. Из этих 155 122 – стахановцы. В чем же здесь дело? Мне кажется, дело в том, что здесь имело место… отсутствие внимания к людям».

Не ограничиваясь примером по столице, Яковлев привел данные по НКПС. «На сети железных дорог – сообщил он, – насчитывается около 75 тысяч исключенных из партии» при общем числе коммунистов там 156 тысяч. Столь удручающий результат чистки он объяснил так: «Исключена очень большая часть за пассивность, политнеграмотность и неуплату членских взносов».

Далее слово пришлось взять заведующему отделом руководящих партийных органов Г. М. Маленкову. Он говорил практически о том же, о чем уже сказал Яковлев, – о невнимании, равнодушии партсекретарей к рядовым членам партии. Подчеркнул, что настоящие, а не мнимые троцкисты составили, в общем, не более одной десятой исключенных. Указал, что бездумные, формальные чистки повсюду привели к резкому уменьшению областных и краевых организаций – почти наполовину. Что первые секретари создают чуть ли не повсеместно своеобразные личные кланы партбюрократии, даже при переводе в другой край или область тянут за собой «хвост» из лично преданных людей, с кем они давно сработались. По его мнению, те же первые секретари потворствуют открытой лести в свой адрес, что порождает подхалимаж, зазнайство, самодовольство.

Дав столь нелицеприятную оценку партократии, Маленков уточнил округленные цифры, приведенные в докладе Сталиным. Дал справку, что в целом к номенклатуре ЦК или к руководителям высшего звена относятся не 3–4 тысячи человек, а значительно больше – 5860 первых и вторых секретарей горкомов, райкомов, обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий. К низшему же – не 100–150 тысяч, а всего 94 145 секретарей парткомов первичных организаций. Тем самым он как бы продемонстрировал явную раздутость руководящего звена и намекнул о вполне возможном сокращении его.

* * *

Речи Яковлева и Маленкова несколько охладили пыл членов ЦК, однако так и не заставили их выступать по теме доклада Сталина. Участники Пленума перестали говорить о «засилье врагов», но тут же нашли себе иных противников – в лице друг друга. С. Е. Кудрявцев, член ЦК и ПБ компартии Украины, и П. П. Любченко назвали нового виновного во всех ошибках, допущенных в республике, – Постышева. А. А. Андреев обрушился на Шеболдаева, В. И. Полонский, секретарь ВЦСПС, – на Н. М. Шверника. Н. С. Хрущев, упорно защищая свой метод чистки, вступил в полемику с Яковлевым, пытался опровергнуть его. Такой поворот в ходе Пленума позволил Сталину в заключительном слове 5 марта сказать гораздо больше и яснее, нежели в докладе.

Прежде всего Иосиф Виссарионович объявил о том, что, несомненно, считал для себя наиважнейшим, – необходимости вскоре разграничить функции партии и органов исполнительной власти.

«Партийные организации будут освобождены от хозяйственной работы, хотя произойдет это далеко не сразу. Для этого необходимо время. Надо укомплектовать органы сельского хозяйства, дать туда лучших людей. Промышленность, она крепче построена, и ее органы не дадут вам подменить их.

И это очень хорошо.

Надо усвоить метод большевистского руководства советскими, хозяйственными органами, не подменять их и не обезличивать, а помогать им, укреплять их и руководить через них, а не помимо их».

Затем Сталин выразил свое отношение к тем, кто пытался последние десять лет подменять собой исполнительную ветвь власти: к левым – троцкистам и зиновьевцам, к правым – бухаринцам. Не поленившись подсчитать, сколько же в партии изначально имелось убежденных идейных троцкистов и зиновьевцев, а также правых, он пришел к выводу, что не более 30 тысяч человек, в чем полностью сошелся в подсчетах с Троцким. Но сразу же уточнил: из них «уже арестовано 18 тысяч», а из тех, кто остался на свободе, многие «перешли на сторону партии, и перешли довольно основательно. Часть выбыла из партии».

Сталин несколько раз возвращался к данной проблеме. Пытался убедить членов ЦК, что необходимо разделять бывших оппозиционеров на две категории – лидеров и рядовых участников, думая и заботясь притом о судьбе последних. Он вспомнил о тех полутора миллионах человек, которых «вычистили» из партии по различным причинам с 1922 г. И счел сохранявшееся негативное отношение к ним неверным, ничем не оправданным. «У нас, – бросил в зал Иосиф Виссарионович, – развелись люди больших масштабов, которые мыслят тысячами и десятками тысяч. Исключить 10 тысяч членов партии – пустяки, чепуха это… В речах некоторых товарищей сквозила мысль о том, что давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шел по одной улице с троцкистом или кто когда-либо в одной общественной столовой где-то по соседству с Троцким обедал… Это не выйдет, это не годится».

Третьей для Сталина – по смыслу, а не по построению доклада – стала проблема партократии, которую он вполне преднамеренно разделил на три неравные как по численности, так и по властным полномочиям группы. К первой отнес 102 тысячи секретарей первичных организаций, но сразу же отметил, что к ним особых претензий не имеет и требует от них лишь одного – повышения политического уровня. Вторую группу, три с половиной тысячи секретарей райкомов и горкомов, он счел чрезмерной по численности, почему и предложил сократить ее за счет совместительства должностей секретарей райкомов, обкомов, крайкомов. Главное же внимание Сталин уделил третьей группе, включавшей свыше ста секретарей обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий, к которым причислил еще и наркомов. Именно о них он выразился донельзя презрительно.

«У нас, – заметил Сталин, – некоторые товарищи думают, что если он нарком, то он все знает. Думают, что чин сам по себе дает очень большое, почти исчерпывающее знание. Или думают: если я член ЦК, стало быть, не случайно я член ЦК, стало быть, я все знаю». И добавил: «Неверно это».