Читать книгу "Умягчение злых сердец - Вера Колочкова"

Мама уже отступила от окна, потом шагнула обратно.

– Смотри-ка, Кирюшка, и впрямь. Карету тебе подали, прямо к подъезду. Иди, а то сейчас водитель сигналить начнет, весь дом переполошит.

– Иду… До вечера, мам.

– Счастливо!

Новенький водитель глянул настороженно, когда она вежливо с ним поздоровалась, вежливо представился:

– Меня Александром зовут, Кира Владимировна. Но называйте Сашей, мне так удобнее.

– Хорошо. Саша так Саша. Поехали.

Он снова глянул исподлобья, поворачивая ключ зажигания. Чего так насторожился-то? Предупредили, наверное, что она дама с трудным характером.

И ладно. И хорошо, что предупредили. Не будет с лишними разговорами в душу лезть. Его дело – баранку крутить.

Дом Рогова встретил Киру отчуждением, надменно блестел окнами, отражая утреннее солнце. Крыльцо было влажным от росы, и она чуть не поскользнулась, подходя к двери и доставая ключи. Подумалось вдруг – неуютно, наверное, ночевать в этом доме совсем одной. Может, надо было сестре Рогова вчера позвонить, чтобы приехала? Но вряд ли Тая захотела бы такого соседства.

Тая спала, обняв руками подушку. Вздрогнула от звука открывшейся двери, испуганно распахнула глаза, села на постели.

– Доброе утро, Тая. Это я. Не пугайся.

– Доброе утро, Кира Владимировна.

– Как спала?

– Как убитая. Давно так не спала. Это нехорошо, наверное, да? Филиппа убили, а я спала. Ой, что я говорю… То есть… Я убила Филиппа…

Тая опустила глаза, лицо ее как по команде послушно отобразило виноватую скорбь. И тут же снова подняла на Киру взгляд, полный робкой надежды:

– Скажите, Кира Владимировна… А Тарас?..

– Тарас, наверное, уже дома, Тая. Его отпустили.

– Правда?!

– Правда.

– А когда?

– Сегодня утром.

– Так ведь сейчас и есть утро… Ой, мне же умыться надо. И одеться.

Она подскочила с постели, метнулась к платяному шкафу, потом куда-то в угол, бормоча себе под нос:

– Не помню, где мои джинсы. Куда я их бросила. В ванной, наверное! Можно мне в ванную, Кира Владимировна? Я быстро.

– Иди, что ты у меня спрашиваешь. Я внизу буду, на кухне, кофе сварю.

Когда кофе был готов, заявилась Татьяна. Встала в кухонном проеме, поджав губы, спросила удивленно:

– Вы здесь ночевали, что ли?

– Нет, не ночевала. Кофе хотите, Татьяна? Я много сварила, хватит на всех. Садитесь, мне надо вам еще несколько вопросов задать.

Татьяна села, по-прежнему не скрывая своего недовольства, оглядела ревнивым взглядом кухонное пространство. А потом вдруг усмехнулась грустно и так же грустно проговорила:

– Даже не верится, что не надо будет сюда приходить. Привыкла я как-то. К хорошей жизни быстро привыкаешь. Хоть и хозяйское здесь все, а будто мое. Придешь и человеком себя чувствуешь.

– А у себя дома что, не чувствуете себя человеком?

– Да какой у меня дом?.. Развалюха. Стыдоба в таком доме жить. Я всю жизнь хотела из нищеты выбраться, да так и не получилось. Видимо, не каждому дано. Не идут ко мне деньги, не любят они меня. Всей моей жизнью проверено.

– Ну, не наговаривайте на себя, Татьяна. Нашли же в свое время большую сумму, чтобы сына в Германию отвезти и операцию на сердце сделать.

– А, вы про это. Интересно, откуда ж вы про это узнали? Про каждого небось всю подноготную знаете, да?

– И все-таки, Татьяна… Откуда деньги на операцию взяли?

– Так деньги Филипп Сергеич дал, царствие ему небесное. Мама у него попросила, он ей и дал.

– Это очень большие деньги, Татьяна. Вы хоть в курсе, какая это сумма?

– Нет, извините, не в курсе. Я тогда с мамой не жила, меня вообще в городе не было… Даже не знала про эти деньги… Если вам так интересно, можете у мамы спросить, что да как было.

– А она уже вернулась из монастыря? Вы вчера говорили, она в монастырь уехала.

– Не знаю… Когда я из дома уходила, ее еще не было. Может, уже и вернулась. Да я сейчас ей позвоню.

Она долго прижимала к уху телефон, тревожно вслушиваясь в длинные гудки. Потом глянула на Киру, помотав головой:

– Нет, не отвечает… Наверное, звонка не слышит, глуховата стала на одно ухо. И у Сережки не спросишь, он вчера телефон потерял. Говорит, выронил где-то, теперь новый покупать придется. Все деньги, деньги, вечно их не хватает.

– А Сережа – это ваш сын? Которому операцию делали?

– Да что вы с этой операцией, ей-богу! Когда это было, десять лет назад. Мы уж забыли давно, а вы все вспоминаете.

– Значит, мальчик хорошо себя чувствует?

– Да лучше некуда. Говорю же – забыли давно.

Татьяна неловко мотнула головой, будто отгоняла от себя неприятные Кирины вопросы. Взяла в руки остывшую чашку с кофе, брезгливо поднесла ко рту, но пить не стала, поставила обратно на стол.

– Хорошо, Татьяна, спасибо. У меня больше вопросов нет. Таю чуть позже накормите завтраком, пожалуйста, – поднимаясь из-за стола, проговорила Кира.

– Да уж я свое дело знаю, не беспокойтесь. Буду сюда ходить, пока новые хозяева не объявятся. Мне Филипп Сергеич за месяц вперед заплатил. Если дом не опечатают, конечно. Тая ведь здесь будет жить, правда?

– Ну, вряд ли она захочет здесь жить.

– Ой, да прям, – отвалившись на спинку стула, по-свойски хохотнула Татьяна, глянув на Киру свысока. – Чего ж она вдруг не захочет?.. Ненормальная, что ли? Вы бы, к примеру, не захотели?

Кира вздохнула, улыбнулась печально.

Повернулась, молча вышла из кухни, оставив Татьяну в недоумении.

Таи в спальне не было. И в ванной не было тоже. Кира слегка озадачилась, но потом увидела открытую дверь на балкон.

Девушка стояла, крепко ухватившись за парапет. Во всем ее маленьком теле чувствовалось напряжение и собранность.

– Татьяна пришла, сейчас тебе завтрак сделает, – произнесла ей в спину Кира.

Тая вздрогнула, обернулась испуганно. Глянула на Киру, будто не узнавая.

– Что? Я не расслышала, простите.

– Иди, говорю, завтракай. Там Татьяна пришла.

– А… Нет, я не буду. Не хочу.

– Ну кофе хоть выпей или чаю…

– Нет, нет. Я здесь постою. Я не хочу ничего.

– А скажи мне, Тая…

– Тихо! Тихо, пожалуйста! – повернувшись к ней и прижав палец к губам, умоляюще вскрикнула Тая и замерла, прислушиваясь.

Вокруг была тишина. Такая оглушительная, что было слышно, как шелестит в розовых кустах на газоне ветер. Кира помолчала немного, потом осторожно спросила: