Читать книгу "Война упущенных возможностей - Макс Гофман"

Мир с Украиной был подписан. Это был тяжелый удар для Троцкого, так как теперь стало очевидно, что и с ним переговоры будут так или иначе приведены к концу.

Тем временем, несмотря на мои протесты, несмотря на соответствующие обещания Троцкого, продолжали появляться зажигательные воззвания ко «всем»; особенно они распространялись в войсках. Как раз в это время появилось воззвание, призывавшее войска к избиению офицеров.

Если до сего времени лишь Верховное командование настаивало на том, чтобы кончить переговоры с Троцким, то теперь Кюльман получил телеграмму уже от кайзера о том, что Троцкому должен быть предъявлен двадцатичетырехчасовой ультиматум. Но как раз в этот момент у Кюльмана сложилось впечатление, что, может быть, все же удастся прийти к соглашению с Троцким, так как последний под влиянием заключения мира с Украиной впервые подошел практически к вопросу о мире. Троцкий велел спросить статс-секретаря, нет ли какой-нибудь возможности оставить за Россией Ригу и близлежащие острова.

Положение статс-секретаря было очень затруднительным. Он ни одной минуты не колебался пожертвовать собой за дело, которое он считал справедливым: он телеграфировал в Берлин, что момент для ультиматума выбран неудачно и что он настоятельно советует отказаться от его предъявления. Если же кайзер настаивает на предъявлении ультиматума, то в таком случае имперское правительство должно поручить это другому лицу. Он будет ждать до четырех тридцати пополудни; если до того времени не будет получено другого распоряжения касательно ультиматума, то он перейдет к порядку дня. До половины пятого ответа не последовало, и Кюльман не предъявил ультиматума.

Он попытался поймать Троцкого на его требованиях, касающихся Риги. Он послал к нему Розенберга и велел ему сказать, чтобы Троцкий письменно изложил ему свою готовность заключить мир при условии, если Рига и острова останутся во владении русских; тогда можно будет об этом разговаривать. Это требование Троцкий, после некоторого колебания, отклонил. Но он понял, что с одними речами и проектами далеко не уйдешь, что теперь центральные державы потребуют деловых предложений. К тому же он нашел, что уже достаточно сделал в смысле пропаганды, и начал искать возможности закончить переговоры в Бресте с возможно большим эффектом. Он объявил 10 февраля, что хотя он и не заключает мира, но что Россия заканчивает войну, распускает свои войска по домам и оповещает об этом факте все народы и государства.

Молчание воцарилось на заседании после оглашения декларации Троцкого. Смущение было всеобщее.

В тот же вечер между австро-венгерскими и германскими дипломатами состоялось совещание по поводу создавшегося положения, на которое был приглашен и я.

Дипломаты обеих стран заявили единогласно, что они примут эту декларацию. Хотя декларацией мир и не заключен, но все же восстановлено состояние мира между обеими странами. Протестовал только я один. Мы заключили с русскими перемирие с намерением при помощи последующих переговоров прийти к заключению мира. Раз дело до мира не дошло, то, значит, цель перемирия не осуществилась; таким образом, перемирие автоматически кончается, и должны возобновиться враждебные действия. По-моему, декларация Троцкого была не чем иным, как прекращением перемирия.

Мне не удалось убедить дипломатов в правильности моего мнения. Один из сотрудников Чернина, Визнер, не понимая создавшегося положения – этим недостатком всегда отличался этот дипломат, – даже телеграфировал в Вену, что мир с Россией уже заключен. Я сообщил о результатах совещания в Ставку и получил оттуда известие, что Верховное командование вполне разделяет мою точку зрения. Как известно, эту точку зрения Верховное командование противопоставило точке зрения канцлера и Министерства иностранных дел.

На восьмой день после прекращения Троцким переговоров армии Восточного фронта снова начали наступление.

Деморализованные русские войска не оказывали никакого сопротивления. Собственно, о войсках вообще нельзя было говорить; в сущности, остались только штабы; главная масса войск уже разошлась по домам. С быстротой молнии оккупировали мы всю Лифляндию и Эстляндию. Наши войска были встречены как спасители от большевистского террора не только балтийскими немцами, но и состоятельными латышами и эстонцами.

На другой день после начала наступления из Петербурга пришло радио о том, что русские готовы к возобновлению переговоров и заключению мира и просят приостановить наступление. Очень скоро выяснилось, что теории Троцкого не выдерживали столкновения с реальной действительностью.

Немецкие войска продвинулись лишь до Чудского озера и Нарвы, чтобы освободить, по крайней мере, всех своих балтийских единоплеменников от большевиков и их позорных деяний. Затем наступление было приостановлено, и русским ответили, чтобы для заключения мира они прислали полномочную делегацию в Брест-Литовск. Она была прислана немедленно, с Сокольниковым во главе. Разъехавшиеся представители четверного союза также поспешно вернулись обратно. Но как с нашей стороны, так и со стороны русских на этот раз фигурировали, если можно так выразиться, деятели второго сорта: Кюльман, Чернин, Талаат, Радославов уехали тем временем на открытие мирных переговоров в Бухарест. Они не вернулись, а прислали своих заместителей. Со стороны Германии приехал посланник Розенберг.

Переговоры и на этот раз сложились очень своеобразно. Розенберг предложил в первом заседании обсуждать отдельные пункты мирного договора, проект которого он привез с собой; Сокольников ответил на это предложение просьбой сначала прочесть ему весь проект целиком. По прочтении он объявил, что отказывается от обсуждения отдельных пунктов и что русские готовы подписать прочитанный текст договора.

Единственным основанием для такого поступка являлось намерение еще более подчеркнуть вынужденность «насильственного мира». Так как в агитации, которая велась в связи с заключением «насильственного мира», указывают всегда на мою особу как на главного его виновника, то мне бы хотелось еще раз подчеркнуть, что я не имел ни малейшего влияния на составление текста мирного договора; я ознакомился с ним в первый раз во время оглашения его в присутствии русских делегатов. Окончательное принятие его Сокольниковым последовало в частном заседании дипломатов, на которое я не был приглашен.

Самую энергичную агитацию в связи с заключением «насильственного мира» развила, конечно, пресса Антанты. Мне поэтому хотелось бы здесь предложить Антанте вопрос, почему же она не изменила содержание мирного договора, когда она выиграла войну и когда по ее указке до основания были изменены все политические отношения Европы. Правда, Брест-Литовский мир был объявлен отмененным, но его главные условия остались в силе, Антанта и не подумала вернуть Польшу, Литву, Латвию, Эстляндию и Бессарабию своей бывшей союзнице России. Она изменила лишь форму зависимости отнятых у России областей.

Тем временем и на южной половине восточного театра войны мы были принуждены снова взяться за оружие. Верное своему принципу уважать право на самоопределение, лишь когда оно ему выгодно, русское большевистское правительство, как уже сказано выше, открыло военные действия против Украины и ее правительства, то есть Рады. Украинское правительство было свергнуто и прогнано.