Читать книгу "Delete - Анна Данилова"

Глава 25

– …Я дождался ее. И, только услышав ее шаги в прихожей, вдруг понял, что не готов говорить с ней о том, что произошло… Что не могу упрекать ее за то, что она солгала мне. И еще… Самое неприятное, что я испытал: я вдруг понял, что сам виноват в том, что Катя все свое время проводила в обществе этих мерзких, грязных людей… Значит, я плохо ее воспитал. Возможно, недостаточно уделял ей времени. Но я воспитывал ее один, мне было сложно… Если бы я хотя бы женился вовремя во второй раз, у Кати появилась бы мачеха, которая могла бы отчасти заменить мать… Словом, я почувствовал себя виноватым кругом и во всем… А Катя… Она вошла, бросилась мне на шею и расплакалась, сказала, что они с Игорем поссорились, что он повел себя с ней в гостинице, где они жили, очень грубо, чуть не изнасиловал ее… Я смотрел на нее и чувствовал, что силы мои на исходе: еще немного, и я сорвусь… Я держался из последних сил, а она все ходила по квартире со своим розовым чемоданом, словно демонстрируя его мне: вот, мол, не сомневайся, я только что с поезда или с самолета… Да какая разница?! Потом она бухнула чемодан на пол, на ковер, распахнула его и принялась доставать оттуда какие-то купальники, сарафаны, шлепанцы, тюбики крема для загара… И все трещала, трещала про Игоря: какой он мерзавец и что все мужчины такие сволочи…

Марк записывал все, что рассказывал Масленников, на диктофон. Они сидели на кухне, в квартире Риты, куда она пригласила Леню одного, попросив его не брать с собой Арину. Он сделал признание, едва только переступил порог квартиры Риты. На столе стояли бутылка виски, блюдце с лимоном, блюдо с несколькими ломтями сладкого пирога и крохотными бутербродами с черной икрой.

Рита сидела, слушала, то и дело прикладывая к лицу ладони, и качала головой. Зная наперед все, что расскажет дальше Леонид, она думала совершенно о другом человеке: об Арине. Что будет с ней, когда она узнает, с кем ее познакомила Рита? Вот это помогла подруге, так помогла… Познакомила с убийцей!..

– … И тогда я не выдержал. Сказал ей: я знаю о том, что никуда-то она не уезжала и что нечего разыгрывать здесь передо мной комедию… А потом меня понесло… Я рассказал о том, что видел, когда вернулся из аэропорта, что я застал их – всех вместе… А потом выдал, что свою подружку она не увидит больше никогда… Вот здесь я и совершил ошибку. Напомнив ей об Оле! Она сказала, что все знает – Ольга собиралась ко мне на свидание… Катя не придала значения моим словам о том, что она эту Олю-то никогда и не увидит, главное для нее было – причинить мне боль… Вместо того, чтобы извиниться за свою ложь и попытаться объяснить, что она, предположим, любит кого-то из братьев Нежных, а то, что я увидел, – случайность, просто они слишком много выпили, она, напротив, стала нападать на меня… Попрекнула Ольгой, тем, что я был к ней неравнодушен и пару раз встретился с ней, и у меня (она все знала!) ничего с ней не получилось… Катя знала, что я… давал Леле деньги… Она, моя дочь, смеялась мне в лицо, называла меня импотентом и старым козлом. И это – моя Катя… «И чем же ты лучше меня!» – кричала она, брызгая слюной… Я не узнавал собственную дочь! Я ведь пытался помешать сближению Кати и Лели… Я давал Леле деньги и одновременно требовал, чтобы она держалась как можно дальше от моей дочери… А они, они обе смеялись надо мной за моей спиной!.. А потом вдруг Катя посмотрела на часы и бросилась в свою комнату. Я слышал, как она хлопает створками шкафа. Было такое впечатление, словно она куда-то собирается. И очень спешит. Она пулей вылетела из своей комнаты в гостиную, чуть не сбив меня с ног. На ней было шикарное платье, от нее пахло хорошими духами, и накрашена она была ярко, броско, она явно опаздывала на свидание с мужчиной. Я мог только предполагать с кем. С кем-то из братьев Нежных. Я сказал ей, что она никуда не пойдет: мы должны поговорить, она – моя дочь, и мне не все равно, что с ней будет… Но она меня даже не слушала. Тогда я схватил ее за руку, она выдернула ее со злостью… Я спросил ее: «Куда ты идешь?» И она мне ответила: «К твоему лучшему другу». Ты, мол, совершенно слепой, ты эгоист, и тебя никогда не интересовала моя жизнь, где я, с кем я… Все в таком духе. Зачем она это говорила, не понимаю… Мы же всегда с ней жили дружно. И потом выдает мне, что она идет к Валентину, куда должны прийти и Аркадий с Олей, и что оттуда они пойдут в ресторан. И что теперь она не намерена прятаться за спину Игоря, что ей не придется лгать, и она будет жить открыто, так, как ей нравится… Глупая девочка! Я пытался сказать ей еще что-то, но она подошла ко мне и, усмехаясь мне прямо в лицо, сказала, что она уже давно… с Валентином, с четырнадцати лет… Что они проделывали все это в саду, у нас на даче, почти у меня на глазах, в то время, когда я либо спал, либо удил рыбу на озере… Она хохотала мне в лицо. Она сильно нервничала. У нее начиналась истерика, и я, чтобы привести ее в чувство и признаться в том, что это я убил ее приятелей, у нас в семье беда, надо что-то думать, что-то делать, чтобы меня не посадили, неплохо бы придумать мне алиби… Понимаете, все же она – моя дочь… Словом, чтобы привести ее в чувство, я дал ей пощечину… удар не рассчитал. Она отлетела от меня к окну, упала, ударилась головой о мраморный порожек – и все… Не было ни крови, ничего… Но она не дышала. Она умерла мгновенно… Как я ни боялся, что потеряю ее, она ушла… Покинула меня.

Масленников выпил залпом оставшееся в стакане виски и замотал головой, замычал, застонал и всхлипнул… Потом поднял голову и взглянул на притихшую Риту.

– Я знал от Валентина, что у тебя свадьба… Знал, что ты выходишь замуж за следователя прокуратуры… Подумал, может, ты поможешь… Извини меня, Рита… Я все еще цеплялся за свободу… К тому же я надеялся, что с твоей помощью мне проще будет защищаться, строить свои ходы, мне так не хотелось в тюрьму…

– Ты пришел ко мне на свадьбу, зная, что твоей дочери нет в живых… Поэтому-то она мне и приснилась, Катя… бедная девочка…

– Что было потом? – сухо спросил Марк.

– Не мог же я отвезти ее в лес… И дома оставить не мог, я еще не был готов к тому, чтобы сдаться… В лесу ее могли бы попортить животные, лисица, например… или ее не нашли бы так же быстро, как остальных… Вот я и решил: чтобы она подольше сохранилась, положить ее в холодильную камеру на даче своего бывшего приятеля… И все оставшиеся дни жил как в тумане…

Марк выключил диктофон. Повернулся к Рите:

– Да-а, вот уж чего-чего, а этого я предположить не мог… Но ты-то как догадалась?

– Детали… Понимаешь, мне необходимо было взглянуть на портрет Кати… И я привела туда Арину, хотела познакомить Леню с ней и заодно взглянуть на портрет… Он висел в гостиной. А не в спальне, как раньше…

– А откуда тебе известно, что он раньше висел в спальне? – спросил Марк.

– Леня сказал, что, мол, как просыпаюсь, вижу портрет дочери… К тому же, как потом выяснилось, на стене в спальне остался след от портрета, на его месте сейчас висит пейзаж… Потом – черный волос. Я вытянула его из рамы… Я сначала подумала, что это черный волос… А потом Арина пришла ко мне и принесла черный капроновый бант… Такой небрежный, с осыпающимися нитками, словно женщина, носившая его, не потрудилась даже оплавить края… Арина-то подумала, что этот бант принадлежит какой-то любовнице Лени… А на самом деле, как я уже потом поняла, это был бант траурный… Леня, убив свою дочь, устроил ей поминки. Перевесил ее портрет из спальни в гостиную, завязав черный бант на раме… Когда мы к нему заявились, он, вдруг вспомнив про бант, кинулся его срывать и бросил за диван. Так что на раме осталась черная капроновая нить, которую я сначала приняла за волос, а потом уже появился и черный бант… Я еще сказала Арине, что бант, вероятно, принадлежит Кате. Так, Леня?