Читать книгу "Здесь и сейчас - Гийом Мюссо"

— Как ты вовремя! — воскликнул он.

Я недоуменно сдвинул брови, а он распахнул дверь в столовую. Так я впервые встретился с родителями Лизы.

— Я же говорила, что он есть! — воскликнула Лиза, бросаясь мне в объятия. — Папа! Мама! Познакомьтесь с моим «исчезающим мужем».

И мы провели замечательный день с тестем и тещей, которых я знал как будто с пеленок.

Конец мая 2008-го, восемь часов вечера. Манхэттен-хэндж, или манхэттенское солнцестояние. На улице уже собралась огромная толпа, все хотят полюбоваться закатом. Солнце опустится за горизонт, словно бы катясь по прямым, идущим с востока на запад улицам.

Лиза с Беном только что вышли из дома. Сын с велосипедом, Лиза что-то ему говорит, стоя ко мне спиной. Она не видела, как я появился.

— Папа! — завопил Бен, заметив меня. — Вот он, папа!

Он закрутил педали как сумасшедший, а я смотрел на Лизу. Она повернулась ко мне. Она была месяце на восьмом.

— На этот раз девочка, — сказала она, положив голову мне на плечо.

Я растрогался не меньше, чем в первый раз.

— Но я, похоже, появился слишком рано?

Она махнула рукой, словно бы говоря, что это совсем неважно.

— Я ждала тебя, чтобы мы вместе выбрали имя. Что ты скажешь, например, о Софии?

И еще летнее субботнее утро 2009-го в нашем уютном надежном коконе. Лиза предавалась вкусовым извращениям, намазывая на тостик с соленым маслом нутеллу, а я наигрывал на гитаре песню Леонарда Коэна So Long Marianne.[39]

Малышка София, прекрасная моя принцесса, сидя на высоком стульчике, подыгрывала мне, колотя во всю мочь ложкой по пластиковой тарелке. Бенжамин в костюме индейца отплясывал «танец дождя» вокруг маленького столика в кухне.

На большом кухонном столе валялся номер «Тайм мэгэзин» с бенгальским тигром на обложке и тревожным заголовком:

ИЗМЕНЕНИЕ КЛИМАТА:

ВНОВЬ БЛИЗИТСЯ ЭРА ВЫМИРАНИЯ ЖИВОТНЫХ

Я смотрел на своих детей и не сомневался: они совершенство. Благодаря им я держусь. Они помогают мне верить в будущее. Но всякий раз, глядя на них, я вспоминал надпись на медной табличке: «Подуют двадцать четыре ветра и ничего не оставят». И голос Салливана говорил мне: «Все, что ты будешь делать в ближайшие двадцать лет, окажется замком на песке, волна его смоет. Вот оно, настоящее проклятие маяка: ты словно бы и не прожил этих двадцати четырех лет, они как будто были только в твоем сознании. Никто из тех, кого ты встречал, о тебе не вспомнит. Все, что ты успел сделать за это время, исчезнет».

Я не забыл предостережений деда, но решил жить так, словно история не может повториться. И считал, как узник в тюрьме, дни до своего двадцать четвертого путешествия. Ждал дня Страшного суда.

Весенним вечером 2010 года я отнес Бена на руках в кроватку. Он заснул перед телевизором: сидя на диване в гостиной, мы все вместе смотрели «Аватар».

Я уложил его, укрыл и поцеловал, вдыхая сладкий детский запах, запасаясь им на целый год.

А когда выпрямился, собираясь уходить, Бен удержал меня за рукав.

— Ты опять уедешь, папа?

— Да, сынок, — кивнул я и сел на край кроватки.

— А куда уедешь?

— В никуда, Бен. Ты же знаешь. Мы с тобой уже говорили об этом.

— А твоя другая семья? Ты не к ней едешь? — голосок Бена дрогнул.

— Нет, Бен. У меня есть только одна семья: ты, мама, дедушка и София. Кроме вас, у меня никого нет.

Я взъерошил ему волосенки. Он настаивал, уже сердито:

— Но когда ты не с нами, ты же где-то! Как же иначе?

Я положил ему руку на плечо:

— Я понимаю, что представить это невозможно, но для меня время течет по-другому. Мама тебе объясняла миллион раз.

Бен вздохнул и задал новый вопрос:

— А потом все наладится?

— Надеюсь.

— А когда?

— Через пять лет, — ответил я. — В две тысячи пятнадцатом году.

Бен посчитал в уме и сказал:

— В две тысячи пятнадцатом году мне будет тринадцать.

— Согласен, что ждать еще долго. Ну, ничего, подождем. А пока давай засыпай.

— А можно мне посмотреть, как ты исчезаешь?

— Не стоит. Это же не игра, не сеанс белой магии. И потом, я же не исчезну прямо сейчас. Я еще немного побуду с мамой.

И я снова наклонился и поцеловал его.

— Я рассчитываю на тебя, — сказал я. — Пока меня не будет, заботься о сестренке и особенно о маме.

Бен серьезно кивнул:

— Пока тебя нет, я главный в доме.

— Нет, главная мама. Но ты мужчина. Договорились?

— Договорились.

3

Время мчалось на всех парах.

Вот уже первое десятилетие нового века подошло к концу.

Америка распростилась с семейством Бушей и наступило время Обамы.

При каждом своем возвращении я замечал, как меняется все вокруг. Мир заполонил Интернет. Присвоил себе все: музыку, книги, кино. Люди стали жить, прижимая к уху мобильный телефон, их рассеянный взгляд беспрестанно искал теперь экран айфона или смартфона. «Фейсбук», «Гугл», «Амазон»… Все стало виртуальным, цифровым, нематериальным: переписка, общение, друзья, досуг.

В разговорах от меня стало многое ускользать. Я не знал новых актеров, новые рок-группы, новых знаменитостей. А порой не мог понять, почему они стали знамениты…

Я вспомнил, как отец говорил мне в начале 80-х, когда я часами слушал свой кассетник: «Из-за этой штукенции ты и все ваше поколение будете тупыми глухарями!» «Мадонна — шлюха, Дэвид Боуи — гомик, Эрик Клэптон — наркоман». А теперь, похоже, и я попадал в разряд ненавистных мне когда-то старперов.

Я был странником, оказавшимся на обочине времени.

Не знал нового языка, новых кодов.

Жизнь обогнала меня, выбросила из седла, из колеи. Мир вокруг становился все более чужеродным, он пугал меня.

Только семья была моим ангел ом-хранителем.

Единственной путеводной звездой.

2011. Разбитые сердца

Не любовь вносит смуту в жизнь — неуверенность в любви.

Франсуа Трюффо

0

Мягкое тепло хорошо натопленной комнаты.

Щека касается чего-то бархатистого.

Сидеть удобно. Шея и затылок опираются на мягкое.