Читать книгу "Священные чудовища - Наталья Александрова"

– Может, он был не в настроении, может, голова у человека болела. А мужика вообще-то жалко – такой, можно сказать, классный специалист, а ютится в халупе съемной, пока с женой разводится. Библиотека, говорит, отличная там, у жены, осталась, а он без нее как без рук. И ездить на работу из такой задницы – прямо жуть. Я сам пока до этого конца Гражданки доехал, все на свете проклял.

– Как до Гражданки? Он же… – Инга хотела сказать, что Слонимский живет на улице Рубинштейна, это в центре города, рядом с Невским.

Но Виктор перебил ее:

– Извини, Инга, мне звонят. Курьера жду из редакции, он мне должен доставить очень интересные письма. Я перезвоню тебе попозже, хорошо?

– Разумеется.

Голубянкин положил телефон, направился в прихожую, открыл дверь.

На пороге стоял мужчина средних лет и среднего же роста, в старомодных очках и примятой клетчатой кепке, из-под которой выбивались очень светлые волосы. Глаза незнакомца за стеклами очков тоже показались Голубянкину удивительно светлыми. Светлыми и холодными, как талая вода. В руке у него был большой желтый конверт, на плече – объемистая сумка.

– Быстро вы добрались, – одобрительно проговорил Голубянкин. – Здесь все те письма?

– Здесь, здесь, – кивнул курьер. – Вы непременно проверьте и подпишите, мол, все доставлено вовремя и в полной сохранности. Чтобы отчетность была в порядке.

Он полез за пазуху и уронил свой конверт.

Неловко наклонившись, поднял его, при этом лицо скривилось от боли.

– Что с вами? – сочувственно спросил Голубянкин.

– Радикулит! – пожаловался курьер. – С утра на ногах, утомился немного.

– Пойдемте на кухню, присядьте, пока я с этим конвертом разберусь.

Голубянкин прошел на кухню, курьер, заметно прихрамывая, проследовал за ним, скромно сел в уголке. Клетчатую кепку снял и положил на стол.

– Может быть, хотите чаю? – спросил Голубянкин с рассеянной вежливостью.

– Нет, спасибо, я просто посижу. Просто отдохну немножко, а то с утра на ногах…

Виктор не прислушивался к его словам. Он достал из ящика нож, вскрыл конверт, вытряхнул на стол содержимое. Это был еще один конверт, чуть меньшего размера, и на этот раз белый.

– Надо же, сколько тут понавертели, – пробормотал он, разрезая второй конверт.

Из него выпало на стол несколько чистых белых листов.

– Не понял. – Голубянкин перебрал эти листы, на всякий случай осмотрел с обеих сторон, даже зачем-то посмотрел на просвет. Затем недоуменно взглянул на курьера:

– А где же письма?

– Письма? – переспросил тот. – Мне что дали, то я и доставил, наше дело маленькое – доставить, что велено. А вы там внутри хорошо посмотрели?

– Конечно. – Голубянкин на всякий случай еще раз проверил оба конверта, но не нашел там ничего нового. – Да взгляните сами, если вы мне не верите. Тут нет ничего, кроме чистой бумаги!

– Да что вы говорите? – недоверчиво проговорил курьер. – Не может быть.

Он поднялся, снова скривившись от боли, подошел к Голубянкину и встал за его спиной.

– Вот видите? – Виктор показал чистые листы. – Здесь только это! Только чистая бумага!

– Правда, – протянул курьер полусонным голосом и вдруг схватил Голубянкина за горло.

– Что за… – прохрипел Виктор, пытаясь вырваться, но руки курьера оказались неожиданно сильными. Сильными, холодными и твердыми, как сталь. В глазах Голубянкина потемнело, он еще раз попытался сбросить кольцо, сжимающее горло, но снова безуспешно.

– За что… – попытался задать Голубянкин последний бессмысленный вопрос, но вместо слов из горла вырвался только бессильный хрип.

Ноги его подогнулись, и Виктор Голубянкин провалился в окончательную бездонную тьму смерти.

Когда фальшивый курьер убедился, что Голубянкин больше не подает признаков жизни, его как будто подменили. Хромота и нерешительность тут же исчезли. Ловко и уверенно он взвалил безжизненное тело на плечо и отнес в ванную. Сбросил труп на пол, открыл свою сумку, достал оттуда тонкие латексные перчатки, рулон непрозрачной пленки и синюю пластиковую бутылку.

Перчатки он натянул на руки, а пленку расстелил на дне ванны. Затем перевалил труп Голубянкина в ванну, придал ему позу нерожденного ребенка, открыл синюю бутылку и посыпал тело белесыми кристаллами, замедляющими разложение и предотвращающими появление запаха.

После этого фальшивый курьер аккуратно завернул труп в пленку, погасил свет и вышел из ванной комнаты.

В прихожей он нашел связку ключей.

Выключил свет, вышел из квартиры, запер ее ключами Голубянкина и вызвал лифт.

Глава 7

На первый поезд она не успела, так что в Луге была часов в одиннадцать. С вокзала нужно было ехать на маршрутке, но Инга пошла пешком, чтобы, как она себе сказала, посмотреть, что стало с городом. На самом деле чтобы оттянуть встречу с родным домом, который после убийства сестры перестал быть родным.

Город, конечно, изменился – больше стало магазинов и кафе, улицы шире и аккуратнее, но Ингу это не слишком интересовало.

Вот их улица, она пуста – будний день, время полдвенадцатого, кто на работе, кто в школе. Она приблизилась к своему дому и встала у калитки, не в силах войти во двор.

Участок безобразно зарос, кусты и мелкие деревца подходили уже к самому крыльцу. Однако опавшие листья были аккуратно собраны в кучу. Калитка покосилась, но замок открылся без труда, видно, был смазан. Все ясно – тетя Соня, соседка, исправно несет службу. Инга посылала ей иногда какие-то деньги, да тетя Соня и так бы старалась, она всегда к ним хорошо относилась. Первое время Линка даже ночевала у нее, когда Инга на работе задерживалась.

– Инга! – послышался знакомый голос. Это тетя Соня торопилась к своей калитке. – А я тебя из окна увидела, – запыхавшись, говорила она, – думаю, ты или не ты. Что ж не позвонила-то?

– Вот приехала. – Инга вздохнула, не решаясь войти на участок.

– Вишь, как дед-то мой в прошлом году помер, так и деревца порубить некому, – пригорюнилась тетя Соня, – со своим огородом едва управляюсь.

– Ничего.

– Знаешь что, пойдем ко мне, а? Чайку попьем, ты с дороги в себя придешь, а потом уж туда, – тараторила тетя Соня и тянула Ингу к своему дому.

Инга малодушно согласилась.

Кроме чая тетя Соня налила в рюмки свою смородиновую наливку. Инга хотела отказаться – ей нельзя алкоголь, Дзюба предупреждал, но вспомнила, что таблетки она теперь не пьет, они пропали. Надо бы съездить к Дзюбе, да все некогда. И привычный черный ужас не накатил как всегда. Страшно входить в дом – это правда, но она себя преодолеет, найдет силы.