Читать книгу "Мост через бездну. Книга 1. Комментарий к античности - Паола Волкова"

Подвалы памяти, пласты истории, наша неодолимая потребность слиться с вечностью, где вечное возвращение, может быть, и есть акт вечной жизни.

В Риме сохранился почти без изменений, как и Пантеон, еще один ансамбль – «Гробница Адриана». Сегодня эта усыпальница называется «Замок ангела», мимо которого пройти невозможно. Это одно из центральных мест римского туризма.

Император Адриан был великим поклонником эллинизма и Греции. Вкусом обладал безупречным. Но именно строительство его времени показывает наглядно, что эллинские влияния, эстетический и духовный глянец были на принципиально ином уровне искусства Рима. Гробница – городской ансамбль, образованный круглой башнейдожжоном (усыпальница), квадратом двора и прекрасным, украшенным скульптурами мостом через Тибр. Гробница была открыта для посещения. Любой житель города мог совершить сложный переход из жизни, кипящей повседневностью, через реку по мосту, войти во двор и подняться по винтовым лестницам наверх, а потом тем же путем вернуться в город. Но за этим простым описанием маршрута и сегодня сложное эмоциональное переживание, перемещение себя из одного пространства в другое. Вы вступаете на мост, украшенный мифологическими скульптурами, в руках которых факелы. Мост – звено связи двух берегов: «этого» и «того», другого мира. Вы переходите через реку времени, Лету, город за вашей спиной, впереди – вход в другой мир. Философ сказал бы: этот путь – «упражнения в смерти». По лестнице, ведущей вверх, вы, достигнув верхней площадки, смотрите «оттуда» на мир, оставленный вами. Вы рыдаете от грусти и счастья, от любви к миру на той стороне реки. Но – о чудо! Вы можете вернуться к своим деткам, лавке или сенаторской должности. Ведь уходя, вы все равно вернетесь, духовно переродившись, перевоплотившись. Мы не говорим об архитектуре как уровне строительства. Риму ведомы были все виды и типы гражданской архитектуры, которые востребованы сегодня, в начале XXI века. Дороги, храмы, многоэтажные дома, деловые сооружения, мосты, символико-архитектурные знаки государственности, индустрия развлечений. Мелкий и средний бизнес для изготовления стекла, косметики, украшений, предметов роскоши, большие заводы бетона и всяких государственных заказов. И что же? Эта мощная держава, отлично налаженный гражданским законодательством и дисциплиной механизм рухнул. Принимая влияния эллинизма, этрусков, Востока, они были исключительно самобытны и самодостаточны. Это особенно заметно в том, как они изображали самих себя и своих богов.

Изображая богов, римляне в целом придерживались эллинской традиции. Юпитер – это Зевс, а Гермес – Меркурий. Юпитер – с молниями, а Меркурий все в тех же крылатых сандалиях с кадуцеем в руках. Однако, одухотворенная греческая мифология была адаптирована в Риме на свой манер. Миф стал аллегорией. Афродита утратила универсальность равного покровительства Женщине, будь она матрона или гетера. Римская Венера ведала любовью земной, а то и площадной. Зато дела семьи отданы были римской Весте, жене бога садов и огородов Ветрума. Институт весталок был необыкновенно могущественным. Школы Весты стали прообразом будущих женских монастырей и школ для девочек из хороших семей. Охрана семейных ценностей была столь велика, что настоятельницы храмов Весты получали сенаторские привилегии, места на трибунах рядом с императорами и право вето в Сенате. Свою ценность утратила и богиня победы Ника. В Риме она названа была Викторией, что относилось к военным победам. Военные действия в более поздние времена именовались «викториями». Но была и другая римская ипостась Ники – она звалась Фортуной, слепой Фортуной солдатских и вообще мужских судеб, дерзких и суеверных мужей великой империи. Римляне жили в мире суеверий, гаданий, даже самые просвещенные, мужественные и прагматичные из них. В сердце дома стоял лариум, где жили духи – покровители дома, «домовые», рядом, в соседстве с портретами главы семьи и предков. В любом осколке давно разбитого зеркала Рима мы узнаем себя. Мифологический эллинский пантеон был внешней, привитой культурой. Может быть даже внешней формой, данью высокой традиции. А под лоском клятв Юпитеру, канонов в изображении «божественных» цезарей, риторикой жили старинные деревенские суеверия, целая наука гаданий по внутренностям животных и птиц, целые предания знаков, предостережений и т. д. Полиэтническая империя была восприимчива к внешним влияниям, особенно греков и этрусков. Но особенности сознания, языка, отношения к природе, человеку оставались самобытными, устойчивыми на протяжении всей истории римской цивилизации.

Поговорим о римском портрете. Об отношении к личности в жизни и смерти. Есть различные версии о происхождении этого феномена. Именно искусство портрета, потребность в портрете иллюстрирует их несходство с греками. Не лик, образ совершенного человека, прекрасного телом и духом, героя палестр и победителя Олимпиад. Не эфебы, прекраснее которых никто не мог создать, а «я» такой, каковым создали меня природа да папа с мамой. Не богоподобие, но неповторимость, свидетельство обо мне Клавдии или Агриппине. Наука «физиономика», по свидетельству Сенеки, была в большом почете. Помнится, я слышала в Эрмитаже во время выставки римского портрета увлекательную лекцию одного врача (из посетителей). Он рассказывал, кто чем болел. Не лица – история болезней и страстей. Не нужно быть совершенством, красавцем. Нужно быть собой. «Наружность императора Клавдия не лишена была внушительности и достоинства, но лишь тогда, когда он стоял, сидел, особенно лежал. Но когда он ходил, ему изменяли слабые колени, а когда что-нибудь делал, то безобразило его многое: смех его был неприятен, гнев отвратителен, на губах выступала пена, из носу текло, язык заплетался, голова тряслась непрестанно…», – это портрет императора Клавдия, оставленный Светонием (Гай Светоний Транквилл «Жизнь двенадцати цезарей», М. 1993, с. 138)

«С виду он был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность, хотя и не старался прихорашиваться… Глаза у него были светлые, он любил, чтобы в них чудилась некая божественная сила, и бывал доволен, когда под его пристальным взором собеседник опускал глаза, словно он – сияние солнца. Зубы у него были редкие, мелкие, неровные, волосы – рыжеватые, брови – сросшиеся, уши – небольшие, нос – с горбинкой и заостренный и т. д.». Это о божественном Августе, которому единодушно было приподнесено народом имя «отца отечества». Сохранились словесные портреты не только великих людей, но и простых, рядовых граждан страны.

Правовое общество граждан своих уважает и ценит, да и гражданам ведомо чувство собственного достоинства. Солдат мог стать императором, как, например, Веспасиан Флавий. Вольноотпущенник – разбогатеть и получить или купить себе патрицианство. Среди клиентов был поэт Гораций. Да и толпа, орущая на стадионах, была не безликой. Портрет мог заказать себе, в принципе, любой гражданин, да не один, а со всей семьей. Должно быть развито самосознание, понятие того, что я – единица общества. Запечатлеть себя – значит оставить потомкам свою простую или авантюрную историю, построить родословие.

Портрет Тогатуса (вельможи в тоге) с масками предков. I в. н. э. Музей Капитолия. Рим.