Читать книгу "Лунь - Сергей Клочков"

— Ага… — Хип поёжилась. — До сих пор звонки слышны… бррр…

— Ну вот, из той же оперы. Правда, насчёт времени это не доказано, так, гипотеза.

— Зона… — прошептала Хип.

— Вот это точно ты сказала. Зона, — кивнул Лихо. — Да только сдаётся мне, что фигня это насчёт времени. Не, здесь другое… совсем другое. Дома вот, например. Идёшь мимо них, особенно если ночью, и кажется, что они как будто стонут, что ли, тоскуют, наверное. В Коржино квартира одна есть, ночевал там. И всю ночь на кухне кто-то тихонько так, жалобно плакал, словно ребёнок. Я пару раз заглядывал туда — пусто, конечно, и плач сразу смолкал, а потом опять еле слышно. Как во сне дети плачут, похоже очень. Ох, и жутко мне там было. И, сдаётся мне, это сам дом плакал. Не только людям в Зоне страшно бывает.

— Э, Лихо, да ты, похоже, перегораешь. Ишь, чего выдумал — дома стонут. Такого даже здесь не случается, — прохрипел с соседнего столика незнакомый мне сталкер в залатанном комбинезоне. — Ты это… тово… фантазёр.

— Типун тебе на язык, Батл, — огрызнулся Лихо. — Смотри сам не перегори, блин. А не веришь, вон, сходи к Мешковской восьмилетке утречком, послушай, а потом уже трынди. Звонки там до сих пор по расписанию, часы сверять можно. В саму школу только не суйся, а то ума хватит.

— Да, Батл, в натуре, сам слышал, — кивнул Гопстоп. — Восьмилетка эта вообще стрёмная. Мячик там во дворе лежит, под турниками. Со Второй лежит под солнышком да дождичком, а как будто только вчера его там забыли, как новенький, блестит даже. Рядом с ним сталкер какой-то гробанулся, так уже и костей не видать, а мячику хоть бы что.

— Не какой-то, а Герасим. Мировой был мужик. — Лихо разлил остатки водки по четырём пластиковым стаканчикам. — Ну, братья и сёстры, давайте за тех, кто не вернулся из Зоны.

— Слышь, Бивень, а водка-то палёная, — скривился Гопстоп. — Не бери её больше.

Водка действительно была дрянная. Да и колбаса тоже далеко не фонтан, одна соя и перемолотые хрящи. Плохо всё-таки без Барина.

— Найди хорошую. Буду благодарен, — с раздражением в голосе ответил Бивень. — Зажрались вы, как я погляжу. О, опять…

В Бар зашли двое. Один, с одутловатым бледным лицом, сутулый и какой-то незаметный, сразу прошёл за крайний столик, медленно сел и обвёл Бар острым, внимательным взглядом. Второй, молодой дылдоватый сержант с тяжёлой нижней челюстью и редкой щетиной под носом, которая, видимо, должна была изображать усы, подошёл к стойке.

— Как обычно, — буркнул он, и бармен налил две рюмки коньяка.

— Безнадёжное это дело. Зря только время тратите, — сказал Бивень.

— Сами разберемся. Объявление зачем снял?

— Ага. Сталкеры там такую похабень нацарапали, смотреть стыдно. Дохлый номер, ребята.

— Разберемся, — повторил сержант. — Так, значит. Внимание всем! Граждане, имеющие опыт выживания в Зоне! Приглашаем вас поработать на благо родной страны. Оклад от тридцати до пятидесяти тысяч рублей в месяц плюс премиальные и оплачиваемый отпуск. Жильё бесплатно. Кгм… вакансии: старший лаборант и инструктор.

— А иди ты…

— Вы, что ль, бумажку тут повесили?…

— Какая Зона? Э, братец, ты чего-то попутал. Здесь таких нет.

— Замануха…

— Ну, Василий Андреевич, что я вам говорил? — сержант картинно развёл руками. — Бесполезно с этими разговаривать. Кодла.

— А в зуб? — поинтересовался Бушмен.

— Рискни здоровьем, — окрысился сержант. — Щас взвод ОМОНа пришлю, устроят вам маски-шоу…

— Помолчи, Коля, — бледный досадливо махнул рукой. — Нельзя так. К людям подход нужен, уважение. Мужики! Такое дело… не от хорошей жизни мы к вам пришли. Люди у нас гибнут. Учёные, солдаты, лаборанты. Только вы и можете помочь. Не я вас прошу, страна просит.

— А что такое? — спросил Фреон.

— А такое, мужики, что Зон теперь аж целых три.

— Василий Андреевич, секретно же… — зашептал сержант.

— Фиг с ним. Тоже мне, секрет. Все уж знают. Ну, что скажете?

Фреон помолчал, допил пиво и с хрустом смял пустую банку.

— Расскажу я вам историю, ребята. Жил-был на белом свете дядя Гриша. Были у дяди Гриши жена и дочка, и работа была интересная, нужная — ковал Гриша оружие для родной страны. Гордился он и страной своей, и работой тоже гордился, потому как был дядя Гриша патриот. А вот жена у него патриотом не была. Достали её пустые макароны да сырые коммуналки, надоело ей платья свои старые штопать. Ушла от дяди Гриши жена к москвичу с квартирой. Осталась у него дочка умница. Ничего, сказал дядя Гриша, переживём. И дальше стал работать на родную страну и пустые макароны есть, потому что он был патриот. Город, где жил дядя Гриша, был закрытый, а в городе этом был завод секретный, и так случилось, что и город этот, и завод стране вдруг не нужны стали. Остался Гриша без работы. Ничего, сказал он, и это переживём, хоть и макарон не стало. Тогда стал дядя Гриша фермером. Землю вспахал, свинок, курочек завёл на кредит банковский. Коптильню построил даже, окорока, колбасы хорошие делал, люди хвалили. И начала родная страна всяких разных чиновников да инспекторов к дяде Грише посылать, и кормились они с Гриши не хило. Ладно, пережил и это многострадальный дядя. Братков вот не пережил. Не поверили братки, что всё до них уже чиновники скушали, и запылала ферма ясным пламенем вместе со свинками и курочками, а банк забрал у него квартирку. Пошёл дядя Гриша в милицию, которая его берегла. И послали там дядю в короткое путешествие, и пошёл Гриша, и поселился в подвальчике, и грузчиком на складе работал, а дочка его в восьмой класс пошла, когда врачи у неё болезнь нашли. Завод секретный, оказывается, для здоровья совсем не полезный был, особенно детского. И побежал дядя Гриша по инстанциям дочкину жизнь вымаливать, и вторично послала его родная страна. Схоронил Гриша дочь свою, посмотрел на все эти дела и исчез. А вместо него сталкер Фреон появился, и Фреон этот патриотом не был. Всё тебе ясно, Василий Андреевич? Так что канай отсюда вместе со своей страной и больше здесь не появляйся.

— Ладно. Чёрт с ней, со страной, — неожиданно легко согласился бледный. — О людях подумайте. Они же умирают там. И у них семьи есть. Жёны, дети. От вас только требуется научить, или проводниками поработать… Деньгами не обидим, — с каким-то презрительным пониманием добавил он.

— А вы, наверное, на работу приглашаете? Ну, там, объявления, горы золотые, милости просим? — спросил Гопстоп.

— Ну, да…

— Ну и дурачьё. Никто к вам не пойдёт. А вы бы колючкой Зону оградили, таблички повесили "Не влезай — убьёт", вышек с солдатнёй понатыкали. У нас как — раз страна просит, значит, это хрень и замануха, и ничего хорошего там не будет. А вот ежели забор и охрана, да "вход запрещён!", значит, что-то ценное от народа прячут. Скажите только солдатне своей, чтоб в людей не стреляли. — Глаза Гопстопа на секунду потемнели. — Пусть для вида только маячат. И через месяц-два бар откройте, и будут вам и проводники, и хабар, и всяческая благодать. Всё вас учить надо, как дети, честное слово…