Читать книгу "Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги - Валерий Шамбаров"

Но со стороны и впрямь все выглядело «стихийно». Немцы совершенно не ожидали революции [99]. Не ожидали ее и большевики. И либералы тоже [134]. Те и другие полагали, что очередная атака на власть захлебнулась… Однако «стихийность» имела очень четкие закономерности. Царь находился в Могилеве, а министр внутренних дел Протопопов на целых три дня задержал информацию о мятеже в столице! Продолжал слать бодрые доклады — ситуация под контролем. Правительство, где он верховодил, бездействовало. И протеже Протопопова генерал Хабалов бездействовал. Что и дало возможность мятежу разгореться в полную силу. Поневоле напрашивается версия, что Протопопову организаторы переворота предложили роль «своего среди чужих, чужого среди своих». Дескать, трудись на министерском посту, красуйся в жандармском мундире, тебя будут клеймить, ругать, но ты не обращай внимания. Потом сочтемся, прославим твои настоящие заслуги.

Только 25 февраля (10 марта), от жены и от приехавших в Ставку офицеров, до царя дошла вся правда о грозных событиях. Он повелел правительству принять решительные меры. Но было уже поздно. Агитаторы успели взбунтовать «произведение» Поливанова, столичные запасные батальоны. А правительство ничего и не стало предпринимать. Вместо этого оно 27 февраля «самораспустилось». Подало коллективное прошение об отставке и разошлось по домам — даже не дожидаясь, примет царь отставку или нет. В Петрограде настал полный хаос. Дума тоже оказалась выбитой из колеи. Родзянко бестолково метался по городу, выступал на митингах, пытаясь прекратить убийства и погромы. Единственные, кто действовал четко и организованно, — заговорщики. Провели кулуарное совещание и, никого не спрашиваясь, ни с кем не согласовывая, составили список правительства.

Царь же под чьим-то влиянием опять принял худшее из решений — ехать в Царское Село, к семье. Оторвавшись от Ставки и обезглавив ее. Впрочем, если бы он доехал до Питера, то одним лишь своим присутствием и несколькими распоряжениями мог изменить ситуацию паралича власти. Но заговорщики знали — не доедет. Для этого в министерстве путей сообщения сидел Ломоносов. Который после скоропостижной отставки министра мог «рулить» единолично. И от Малой Вишеры зарулил царский поезд не в Питер, а в Псков. В штаб Северного фронта, к заговорщику генералу Рузскому. Между прочим, еще в январе 1917 г. Охранное отделение узнало план заговорщиков, обсуждавшийся с участием генерала Крымова, — царя предполагалось принудить к отречению именно в поезде, по пути следования между Ставкой и Петроградом. Реализация намечалась именно на начало марта…

Почему же так легко удалось осуществить план? Сейчас принято говорить, что Николай Александрович был настроен мистически, что он заранее знал из разных пророчеств о своей участи и шел на нее сознательно. Позвольте не согласиться, эта версия имеет очень серьезные противоречия. Православие действительно учит человека смиренно принимать волю Господа, но оно не имеет ничего общего с теориями непротивления злу, с фатализмом и обреченностью. И христианские пророчества отнюдь не являются предсказаниями будущего. Нет, пророчества — это предупреждения о гневе Господнем, призывы к покаянию, к пересмотру своего поведения. Но, повторюсь, все данные говорят о том, что рядом с царем должен был находиться неизвестный нам «иуда». Или «иуды». Способные постепенно, шаг за шагом, создать настроение обреченности. Кстати, в том числе и подтасовкой пророчеств. Например, если сопоставить полный текст пророчеств св. Серафима Саровского, записанный Н. А. Мотовиловым, с тем, что было выписано для императрицы Александры Федоровны по ее заданию, видно, что пропущено много важных мест. Выпало, что при новом выступлении против Государя бунтовщики будут побеждены, и из них «никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят… но эта кровь будет последняя, очистительная, ибо после того Господь благословит люди Своя миром и превознесет рог помазанного Своего…» [142]

Советники в ближайшем окружении склонили царя к капитуляции еще до Пскова. Со станции Дно он отправил телеграмму Родзянко, приглашая его прибыть вместе с премьером Голицыным, государственным секретарем Крыжановским и кандидатом на пост главы нового правительства, которому, по мнению Думы, «может верить вся страна и будет доверять население». Родзянко телеграммы даже не видел. Ее перехватили заговорщики, отправив ответ: «Родзянко задержан обстоятельствами, выехать не может» [124]. А Голицын был уже арестован Керенским. Вместо них в Псков отправились Шульгин и Гучков, якобы представители Думы, а на самом деле никаких полномочий от нее не имевшие. И повезли список правительства — тоже как будто представленный от Думы.

«Акт об отречении», подписанный государем под давлением псевдо-делегатов, Рузского и лиц из собственной свиты, представляет собой документ, весьма сомнительный с юридической точки зрения. Во-первых, российские законы отречения не предусматривали. Во-вторых, Николай Александрович отрекся и за себя, и за сына Алексея в пользу брата Михаила, что противоречило закону Павла I о престолонаследии — царь не имел права принимать решение за наследника. В-третьих, текст «Акта» свидетельствует, что царя беспардонно обманули. Сказано, что он отрекается «в согласии с Государственной Думой», которая никогда не обсуждала этот вопрос. Как указывал впоследствии Николай Александрович, ему внушили, будто своим отречением он спасает страну от крови и междоусобицы. Но кровь уже лилась потоком — в Петрограде было убито и ранено 1400 человек, погромы с истреблением офицеров произошли в Гельсингфорсе, Кронштадте. Наконец, речь шла не о революционном изменении строя России! Только о передаче власти другому лицу! [178] Но при этом царь сделал две вещи, которые и были для заговорщиков главными. Подписал подсунутый ему список правительства — и оно стало «законным». И призвал армию к повиновению, к сохранению спокойствия и дисциплины. Тем самым пресекая вмешательство с ее стороны.

А в Питере активисты заговора насели на великого князя Михаила Александровича. Давили на него, чтобы отказался от короны. Подсказывали, что «Акт об отречении» Николая II незаконный. Но Михаил Александрович полностью от престола не отрекся. Сделал оговорку, что вопрос, царствовать ему или нет, должно решить Учредительное собрание [124]. Что выглядело логично и благородно. Принять власть, пользуясь плодами бунта, было бы просто неэтично. Другое дело, если ее вручит всенародный представительный орган, как в 1613 г. Земский Собор призвал на царство Михаила Федоровича… На самом деле идея Учредительного собрания была еще одной миной, подготовленной заговорщиками. Михаил Александрович идею принял. И Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич принял. Отдал приказ вооруженным силам сохранять повиновение начальникам и спокойно ожидать «изъявления воли русского народа» [28].

А ничего больше и не требовалось! Правительство заговорщиков объявило себя Временным — до Учредительного собрания. И, несмотря на то, что шумели о победе «демократии», первое, что сделало новое правительство, — распустило Думу! На это не решался сам царь, поскольку Думу поддерживали западные союзники. А теперь те же союзники столь вопиющим нарушением демократии нисколько не озаботились, как бы и не заметили. Сыграла Дума свою роль, ну и шут с ней. Императора Николая Александровича правительство вдруг распорядилось взять под арест. Главковерха Николая Николаевича сместило. И объединило в своих руках такую власть, какой не было даже у царя, — и законодательную, и исполнительную, и военную, и верховную! И всю эту власть хапнула кучка самозванцев, не представляющих никого! Ни народ, ни политические партии, ни Думу…