Читать книгу "Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер"

Вскоре закутанная корреспондентка вернулась в поезд вместе с шумной толпой солдат и погрузилась в мысли. Ей было сложно увязать финское заразительное добродушие и мрачную реальность ситуации. Она знала, что конец был близок, даже если они этого не видели. Сколько осталось времени? Как закончится этот катаклизм? Сколько еще Финляндии нужно страдать, пока он закончится? «Я смотрела на лица солдат вокруг меня и задавалась вопросом, сколько из них вернется с войны».

* * *

Можно подумать, что Густав Маннергейм думал о том же, когда он вошел в свой штаб утром 20 февраля и приготовился к встрече с генералом Кристофером Лингом, британским военным атташе, и его коллегой из Франции, полковником Жаном Ганевалем. Предыдущая неделя была одной из самых тяжелых в богатой на события жизни маршала. Русский прорыв в Ляхде, спешный визит в Выборг под бомбами, тяжелое решение об отходе на промежуточную линию, эмоциональный призыв к войскам стоять насмерть…

Все эти нарастающие по силе удары оставили свой след на финском главнокомандующем, а ему ведь исполнилось семьдесят два года. За прошедшие двое суток ситуация на фронте ухудшилась. После краткой передышки советский паровой каток прорвал промежуточную линию в двух местах. Потери росли день ото дня. Двумя днями ранее в районе Кирвесмяки погибло около трехсот финнов в результате русской атаки.

Отказ шведского правительства вступить в конфликт — по крайней мере, на официальном уровне, — ив особенности тот унизительный тон, в котором этот отказ был донесен до финнов, тоже были сокрушительным ударом. Маннергейм позже написал о лицемерном поведении шведского правительства.

Шведский премьер-министр Ханссон в своей речи летом 1940 года защищал шведскую политику тем, что отношение Швеции ко Второй мировой войне было предопределено и было в рамках практики предыдущих десятилетий. После всего того, что случилось с 1939 года, становится ясно, насколько опасно слепо следовать одной линии, что лишает руководства свободы действий и делает намерения понятными противнику…

Нейтралитет в наши дни — это не волшебная формула, при помощи которой можно предотвратить злоупотребление слабостью нейтралов Великими державами в их целях. Швеция из-за слабости малых держав стала пешкой в игре Великих держав, а ее ближайшие соседи стали жертвами.

16 февраля, после утечки информации, шведская пресса опубликовала статью, подтверждающую суть болезненного разговора. Дескать, премьер-министр Ханссон, ревностный охранитель шведского нейтралитета, 13 февраля имел разговор с Вяйно Таннером, в котором Ханссон отказал финнам в более активной помощи и опять отказал союзникам в праве на транзит войск. После Ханссон публично подтвердил факт этого разговора — к ярости и досаде многих шведов, которые надеялись, что их правительство сделает что-то большее для своих финских братьев.

«Именно Финляндия является форпостом Европы против Азии, — кричала «Гетеборгская деловая и морская газета» (Goteborgs Handels och Sjofartstidning) 18 февраля, по мере нарастания противоречий, — а мы довольствуемся тем, что тратим деньги и позволяем горстке добровольцев пересечь нашу границу». По мнению газеты, это было недостаточно, и о конфликте по ту сторону Ботнического залива она говорила уже в прошедшем времени.

«Швеция всех подвела. Она подвела дело демократии. Она подвела брата в час беды. Она махнула рукой на свои исторические обязательства и лишила себя будущего.

Те, кто сейчас принимают решения, несут ужасающую ответственность. Они несут ответственность за существование нашего народа. Это дело нашей жизни и всего того, что из нее вытекает».

Маннергейм, который пристально следил за шумихой по ту сторону Ботнического залива, не мог не согласиться.

Тогда на следующий день, 19 февраля, на чрезвычайный шаг пошел король Густав. Он на тот момент также являлся главнокомандующим шведскими вооруженными силами и был последним представителем шведской королевской семьи, который занимал этот пост и имел вообще какую бы то ни было реальную власть. Против воли правительства и против воли своего сына-финнофила король вступил в полемику и сделал официальное заявление, которое повторило неуклюжее выступление Ханссона, но было несколько более тактичным. Король начал с того, что подчеркнул свою личную моральную поддержку Финляндии.

«Все время я с большим восхищением следил за нашей братской страной, Финляндией, в ее героической борьбе против превосходящих сил. Швеция с самого начала через помощь добровольцев и другими путями пыталась оказать Финляндии поддержку.

Но с первого дня я ясно сказал Финляндии, что их страна не может ожидать военной интервенции Швеции.

С горем в сердце я, после тщательных размышлений, пришел к выводу, что мы должны строго придерживаться решения не посылать войска в Финляндию, так как это мое абсолютное мнение — если Швеция вмешается в финские дела, это приведет к прямому риску, что мы не только окажемся в состоянии войны с Россией, но будем втянуты в войну между великими странами, и я не вижу возможным нести ответственность за такой риск».

«Слова короля как по волшебству успокоили бурю, вызванную словами Ханссона, — написал Макс Якобсон. — Эти слова ничего не изменили, но это удовлетворило эмоции народа». Так и было: Ханссон закрыл дверь шведской помощи, а почитаемый король Густав ее запер. И, к бесконечному и горькому разочарованию Маннергейма, эта дверь оставалась закрытой.

Двумя годами позже, когда началась операция «Барбаросса», король Густав, известный симпатиями к фашизму, хвалил Гитлера за то, что он избавит мир от «большевистской угрозы». Тогда же правительство Ханссона подписало соглашение, по которому запертые поезда под шведской охраной дважды в неделю провозили по территории Швеции солдат вермахта из Осло и обратно. Это так называемое «разрешенное движение» (Permitentraffik) между Швецией и Германией продолжалось до августа того года, когда Стокгольм понял, что Германия, скорее всего, войну проиграет.

Серия дипоматических и военных ударов пошатнула Маннергейма. «Последние советские успехи, — пишет его биограф, — стали для него шоком, так как надежды на более активную шведскую помощь рухнули». В такой стрессовой ситуации Маннергейм должен был встретить британского и французского гостя. На прошлой встрече с генералом Лингом финский главнокомандующий, под воздействием победы в Суомуссалми, сообщил Лингу, что он уверен в том, что финская армия сможет продержаться до мая.

* * *

Напряженная встреча между Маннергеймом и его потенциальными спасителями 20 февраля была решительно менее дружелюбной, чем предыдущая, так как обе стороны предпочитали не раскрывать карт, как свидетельствует Кларк.

«Линг сдержано говорил о времени прибытия и размере англо-французского контингента. Он также не мог ничего сказать, сумеют ли они получить право на транзит от нейтралов. Одно было ясно: первые западные солдаты, прибывшие в Скандинавию, будут полностью заняты нейтрализацией мер, которые Гитлер предпримет против Норвегии и Швеции. Поддержка финской армии отступала на второй план».