Читать книгу "Освобождение. Переломные сражения 1943 года - Алексей Исаев"

Машина управления «Боргвардами» на шасси танка Pz.III.

Менее известными, чем «Пантеры» и «Фердинанды», участниками сражения на Курской дуге были штурмовые танки (фактически САУ) Sturmpanzer IV. Это были тяжелобронированные САУ на шасси танка Pz.IV со 150-мм орудием в неподвижной рубке. Позднее, в 1944 г., установка получила наименование «Брумбар». Орудие САУ было разработано на базе тяжелого пехотного орудия sIG33 фирмой «Шкода». Лобовая броня в 100 мм делала САУ «крепким орешком» для противотанковой артиллерии. Организационно Sturmpanzer IV занимали нишу качественного усиления и были объединены в 216-й батальон штурмовых танков трехротного состава. К началу «Цитадели» он был полностью укомплектован и прибыл на фронт в составе 45 машин. Эта техника досталась 9-й армии Моделя и использовалась на северном фасе Курской дуги.

В обороне

Несмотря на твердую убежденность немецкого командования и лично А. Гитлера в том, что с окончанием периода распутицы Красная армия перейдет в наступление, советское верховное командование не спешило оправдывать ожидания. Харьковская неудача была подобна ледяному душу.

Начиналось все действительно после Харькова. Для стабилизации ситуации после сдачи Харькова под Курск был отправлен сталинский «кризис-менеджер» Г.К. Жуков. 8 апреля он как представитель Ставки направил Сталину свои соображения относительно планов противника на весну – лето 1943 г. Жуков обоснованно считал, что крупных резервов для операции, подобной походу на Кавказ за нефтью в 1942 г., у немцев нет. Как более реалистичный план действий противника он предполагал следующее:

«Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока. Вспомогательный удар с целью разрезания нашего фронта надо ожидать с запада из района Ворожбы, что между реками Сейм и Псёл, на Курск с юго-запада. Этим наступлением противник будет стремиться разгромить и окружить наши 13, 70, 65, 38, 40 и 21-ю армии»[47].

Как мы видим, Жуков довольно точно угадал общий замысел «Цитадели» – удар по сходящимся направлениям по северному и южному фасу Курской дуги. На этом потенциал Нострадамуса был исчерпан, и в качестве конечной цели немецкого наступления называлась Москва. Забавно, что это описание появилось ровно за неделю до появления директивы Гитлера на проведение операции «Цитадель». Соотнеся вероятные планы противника с возможностями войск, Жуков делал вывод:

«Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей стороне, выбьем ему танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника»[48].

Здесь стоит обратить внимание на фразу «переход наших войск в наступление в ближайшие дни». В начале апреля 1943 г. Жуков не предлагал «преднамеренную оборону» на всю летнюю кампанию. Он лишь говорил о ближайших днях, при широком толковании «дни» можно интерпретировать как «несколько недель». Но не более того.

Важнейшим фактором принятия решений советским командованием стали данные разведки. В отличие от многих других оборонительных операций, летом 1943 г. у советского верховного командования были действительно весомые данные разведки относительно планов противника. Они были получены задолго до начала «Цитадели» – весной 1943 г. Важнейшее сообщение было получено 7 мая 1943 г. В этот день в Государственный Комитет Обороны (ГКО) НКГБ СССР за № 136/М направил сообщение Лондонской резидентуры, в котором приводился текст перехваченной английской разведкой телеграммы от 25 апреля генерал-фельдмаршала Вейхса в адрес оперативного отдела штаба верховного командования. Что интересно, эта информация была получена через разведывательную сеть в Англии. Этом документ передал известному впоследствии советскому разведчику Киму Филби один из членов «кембриджской пятерки» Джон Кернкросс, работавший в дешифровальной службе Блетчли-парк. Одновременно Кернкросс был агентом советской разведки с 1935 г. Он оставался неизвестным до 1990 г. В перехваченной и дешифрованной англичанами телеграмме Вейхса подробно излагался план операции «Цитадель» и оценка состояния советских войск на этот момент. Через двадцать дней в Генштаб поступило спецсообщение 1-го Управления НКГБ СССР, в нем указывались направления ударов германских войск на линии Курск – Белгород – Малоархангельск.

Вечером 8 мая последовала директива Ставки ВГК № 30123, предупреждающая фронты о возможном наступлении противника:

«По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10–12 мая на орловско-курском или белгородско-обоянском направлении либо на обоих направлениях вместе. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска как первой линии обороны, так и резервов в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий – завоевать господство в воздухе»[49].

Как мы знаем, никакого наступления в мае не последовало – Модель уговорил Гитлера не начинать операцию. Теоретически в середине мая мог произойти поворот в советской стратегии. Войска в значительной мере восстановили силы, и можно было готовиться к активным действиям. Однако к тому моменту стратегия «преднамеренной обороны» уже пустила глубокие корни. А.М. Василевский вспоминал:

«Как же выглядела вся наша полоса преднамеренной обороны? Накануне вражеского наступления картина была следующей. По Дону, от Лебедяни через Задонск, Хлевное, Семилуки, Лиски и Павловск к Верхнему Мамону, шла линия укреплений «государственного рубежа обороны» (ГРО). Перед ней располагались стратегические резервы советских войск. Севернее, в тылу левого крыла Западного, а также Брянского фронта, они охватывали 11-ю (у Калуги), 4-ю гвардейскую (у Тулы) и 3-ю гвардейскую танковую (у Верхоупья) армии и помимо того ряд соединений возле Мосальска, Мещовска, Плавска и Ефремова. Западнее ГРО находился Степной фронт (между Красной Зарей и Ливнами – 27-я армия, у Касторного – 53-я армия, между Средней Апочкой и Гнилым – 5-я гвардейская армия, а также ряд соединений западнее Воронежа и у Старого Оскола)»[50].