Читать книгу "Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него - Ирвин Кэбот"

К 60-м годам относится перевербовка джи-менами офицера ГРУ Н.Д. Чернова, который продолжал работать в США. Через Никнака (под этим оперативным псевдонимом Чернов фигурировал в файлах Бюро) в Москву успешно поставлялась дезинформация, а разведывательная карьера более десяти агентов, о которых знал или узнавал Никнак, рухнула.

Все это привело к тому, что советская разведка стала еще внимательнее относиться к подбору кадров и професиональ-ной подготовке разведчиков для работы в США, а также активно использовать «дружественную» помощь от разведслужб ГДР (от Штази, которую возглавлял талантливый М. Вольф), болгарской и польской разведки. Некоторых агентов Штази удавалось в конечном итоге выследить — как, например, майора Э. Литтиха (кличка Брест), но после почти десяти лет успешной работы, а некоторые так и не были идентифицированы. Например, по сообщениям «кротов» и эпизодическим перехватам информации ФБР было известно о существовании агента ШТАЗИ по кличке Оптик, который внедрился в аэрокосмическую промышленность, но «вычислить» его джи-мены так и не смогли. Единственный серьезный арест этого периода (если не считать пары-тройки выявленных и наказанных «инициативников», т. е. граждан США, которые по своей инициативе пытались вступить в контакт с советскими дипломатами и разведчиками для «продажи» каких-то секретов), — задержание У. Белла, инженера из «Хьюз Эйркрафт», компании, работающей на Пентагон. Американец работал на польского разведчика М.Захарского. Об эффективности работы Бюро в этот период можно судить по косвенным данным. По обобщенным сведениям, в период с 1979 по 1981 год ежегодно более пяти тысяч образцов советского вооружения и боевой техники улучшалось за счет западных, прежде всего американских, технологий. Число листов вывезенной научно-технической документации измерялось десятками тысяч; изделия и оборудование, запрещенные к экспорту, доставлялись целыми сухогрузами. Сведения о разведывательной информации политического направления особо не разглашаются, но то, что советское руководство в целом было в курсе американских приготовлений и акций, известно. А то, что информация не использовалась или использовалась неправильно — это не проблема и не заслуга ФБР, а проблемы самого советского руководства.

Предметом гордости контрразведки ФБР считается дело «семьи шпионов», однако что касается целиком проведенного ФБР раскрытия шпионской сети Уокеров, то оно происходило, до определенного времени, как бы вопреки желанию Бюро, и многие ранние этапы дела говорят о медлительности и неразворотливости организации. Кроме того, нельзя не отметить, что ФБР попросту прозевало важнейший момент — первое посещение Джоном Уокером советского посольства[43]в 1967 году, с которого, собственно, и началась длившаяся семнадцать лет успешная операция КГБ и, возможно, еще не скоро разоблачило «семью шпионов», если бы не прямое саморазоблачение и прямые доносы участников «семьи».

Джон Уокер, офицер ВМС США, который имел доступ к секретной информации и шифровальным машинам, из вполне прозаических материальных соображений в октябре 1967 года обратился в советское посольство в Вашингтоне и предложил продавать информацию. Вскоре к поставкам секретных и сверхсекретных сообщений, включая системы кодирования и шифровальные машины, Джон привлек своего давнего дружка Джерри Уитуорта, брата Артура, а затем и сына Майкла.

Джерри тоже служил во флоте, морским офицером стал и Майкл (он служил на лучшем из авианосцев ВМС «Нимице»), Объем и глубина информации, переданной КГБ, были таковы, что на протяжении почти двух десятилетий советский флот имел тайное, но реальное преимущество перед американским. Русские как бы находились в главном штабе флота, и знали все, что касалось управления кораблями, подлодками и авиацией, включая строжайше засекреченные планы по ведению боевых действий.

Крупные суммы, полученные от КГБ, — которое, кстати, сумело обеспечить безопасность многолетней операции, — не принесли желанного удовлетворения семье Уокеров. В 1976 году Джон развелся с Барбарой — та, дама весьма не ангельского нрава, к тому времени уже стала алкоголичкой и в дальнейшем этот недуг все прогрессировал. Возникали и обострялись конфликты и между братьями. Даже больших денег оказывалось мало, пропорции их разделения не казались справедливыми и так далее. Весьма много было причин для раздоров между Уокером и Уинтуортом. Это привело в конце концов к тому, что Джерри, обозленный отказом Джона выплатить крупную сумму за умышленно засвеченные пленки фотокопий секретных документов, разругался с братом, и написал письмо руководителю отделения ФБР в Сан-Франциско:

«Дорогой сэр!

В течение ряда лет я был замешан в шпионаже, в частности, я передавал совершенно секретные шифровальные таблицы к шифровальным машинам, технические характеристики этих машин, донесения разведки и тому подобные материалы……причина, по которой я пишу вам — ФБР — в том, чтобы предоставить возможность уничтожить важную шпионскую сеть… Условиями сотрудничества должны быть моя абсолютная неприкосновенность от обвинений и гарантия того, что мое имя не будет раскрыто… Кроме того, я хочу получить денежную компенсацию в зависимости от того, насколько будет нарушена моя привычная жизнь… Можете подать мне знак в отделе объявлений «Лос-Анджелес тайме» в рубрике частных объявлений… начните его словом «Рус», а затем сообщайте все, что вы хотите. Если ваше послание не будет достаточно четким, я пошлю вам другое письмо…»

Письмо было получено в бюро жалоб Сан-Францисского отделения ФБР 9 мая 1984 года. Дежурная передала его начальнику контрразведывательного подразделения, специальному агенту Джону Паттерсону. Паттерсон отнесся к письму достаточно серьезно: скопировал, оригинал отправил на исследование в Центральную лабораторию, проинформировал Бюро, проконсультировался со специалистом-психологом и 21 мая дал в соответствующей рубрике ответ:

«Русу. Рассматриваем ваше предложение. Звоните по рабочим дням по телефону 629-27-93[44]с девяти утра до одиннадцати или пишите.

М.Е., Сан-Франциско».

Джерри, достаточно разбиравшийся в электронике и знающий о возможностях анализа и идентификации голоса, ответил письмом:

«…не могу доверять никаким личным контактам, включая телефонный разговор… остается возможность того, что я окажусь жертвой официального разбирательства… моя ситуация достаточно серьезная, чтобы начать расследование и отнестись ко мне с должным вниманием (неподсудность и тому подобное)… было бы очень важно иметь кого-то для конфиденциальных консультаций, кто обладает достаточной властью, но не станет арестовывать меня…»