Читать книгу "Как СМЕРШ спас Москву - Анатолий Терещенко"

– Какие? – насторожился Сталин и хмуро взглянул на новоиспеченного наркома.

– Женился на американке.

– Ну и что? Кто она?

– Хелен Лоури – племянница местного лидера компартии Эрла Браудера. Правда, хорошо помогает ему. В замах у него Норманн Бородин. Еврей по национальности. Развернул кипучую вербовочную деятельность, в том числе и среди своих единоверцев. Боюсь, как бы не споткнулся и не навербовал подстав.

– Следите, чтобы не получилось, как с Люшковым или Орловым, – не отступал от своих предостережений Сталин.

– Постараемся держать эти вопросы под контролем. – Подобострастно сверкнув просветленными стеклами пенсне, Берия бросил покорный взгляд на Хозяина.

– Сейчас главное – дисциплина и преданность наших людей в разведке, – медленно проскрипел вождь.

– А что касается материалов, помните, я вам в прошлом месяце докладывал наметки наших выходов на связи Рузвельта?

– Помню, – буркнул Сталин. – А что дальше?

– Последние шифрограммы говорят о большой их перспективе.

– Через кого? – Сталин прищурил глаза, насторожился и словно захотел быстрее услышать ему пока неведомую тайну.

– Как мне докладывал Фитин, через министра финансов Моргентау. Его советник, господин Уайт, вошедший в контакт с Ахмеровым, полностью разделяет наши взгляды: негативно относится к нацистам, политику Гитлера терпеть не может, враждебен к японским милитаристам и их политике в Тихоокеанском регионе, затрагивающей американские национальные интересы.

– Конечно, неплохо бы было, чтобы янки попугали японцев, как это сделали в двадцать первом году. Тогда их как ветром сдуло с Дальнего Востока, хотя они и планировали надолго остаться и расширить свой «плацдарм». Ну, что же, делайте это святое дело, но осторожно. Должна быть особая секретность…

* * *

И вдруг, как гром с ясного неба, в середине 1939 года в Вашингтонскую резидентуру поступила шифротелеграмма за подписью своего руководителя:

«Юнгу.

Работу резидентуры свернуть. Агентуру законсервировать. По завершении всех указанных мероприятий прибыть в Москву».

Ахмеров не мог ослушаться приказа, хотя понимал политическую обстановку на Родине. Как потом напишет продолжатель начатого дела Ахмерова генерал-лейтенант Виталий Григорьевич Павлов, ставший в последующем заместителем начальника ПГУ КГБ СССР: «Хотя Вторая мировая война еще не началась, все указывало на то, что она разразится в ближайшее время. Растущая агрессивность фашистской Германии требовала от внешней разведки резко активизировать получение секретной информации о планах Гитлера, а мы в этот момент сами перекрыли доступ к наиболее важным и перспективным источникам. Хуже не придумаешь!»

На связи у Ахмерова в США была агентура, состоящая, как правило, из убежденных антифашистов, которые видели в сотрудничестве с советской разведкой наиболее эффективный путь борьбы с «коричневой опасностью». Кроме того, давая согласие на свое сотрудничество с чекистами, они выдвигали обязательное условие: не делать ничего такого, что могло нанести ущерб интересам или безопасности их родине – Америке. Многие агенты-американцы после победы над фашистской Германией и милитаристской Японией сразу прекратили контакт с нами. Но некоторые из них с началом «холодной войны» по собственной инициативе возобновили связь.

Среди агентов Ахмерова не оказалось таких, кто захотел бы прервать сотрудничество с советской разведкой. Сказалось сильное влияние резидента как высокоинтеллектуальной личности. Он всегда относился к своим негласным помощникам с глубоким уважением, ничем не ущемлял их человеческое достоинство и чувства местного патриотизма. Жестокие «чистки», сопровождаемые «сладостью мщенья» своим предшественникам центрального аппарата НКВД, особенно его зарубежных структур, проводившиеся в 1937–1939 годах наркомами Ежовым и Берией, многих тогда отпугивали от этой важной и опасной работы. Они привели к тому, что в ИНО из примерно ста сотрудников осталось всего десятка два. Некоторые направления были совершенно оголены.

Революция, как говорится, убивала своих детей. О, это русское чинопочитание, чиновничья жестокость и способность под мимикрию лазить на карачках по порочной указке сверху, указке, даже преступной.

Однажды мартовским вечером 1937 года, как вспоминал Александр Орлов, Ежов созвал совещание своих заместителей, занимавших эти должности во время Ягоды, а также начальников основных управлений центрального аппарата НКВД. Он сообщил, что по распоряжению ЦК ВКП(б) каждому из них поручается выехать в определенную область для проверки политической надежности руководства, соответствующих обкомов партии.

Ежов снабдил их подробными инструкциями, раздал мандаты на бланках ЦК партии и приказал срочно отбыть к местам назначения. Только четыре руководителя управлений НКВД не получили таких заданий. Это были начальник ИНО Слуцкий, начальник погранвойск Фриновский, начальник личной охраны Сталина Паукер и руководитель Московского областного управления НКВД Реденс, женатый на свояченице Сталина Аллилуевой.

На следующее утро все получившие мандаты отбыли из Москвы. Места назначения, указанного в этих мандатах, никто из них не достиг – все были тайно высажены из вагонов на первой же подмосковной станции и на машинах доставлены в одну из тюрем НКВД. Через два дня Ежов проделал тот же самый трюк с заместителями «уехавших». Им перед отъездом сообщили, что они направляются для участия в выполнении того же задания.

Прошло несколько недель, прежде чем сотрудники Лубянки узнали о безвозвратном исчезновении начальства. За этот срок Ежов сменил в НКВД охрану, а также всех командиров в энкавэдистских частях, размещенных в Москве и Подмосковье. Среди вновь назначенных командиров оказалось множество грузин, присланных из Закавказского УНКВД. Уже тогда на кадровую политику в органах госбезопасности оказывалось влияние Берии.

Опасаясь со стороны сотрудников НКВД безрассудных действий, продиктованных отчаянием, Ежов практически забаррикадировался в отдаленном крыле здания на Лубянке и окружил себя мощным контингентом личной охраны. Каждый, кто хотел попасть в его кабинет, должен был сначала подняться на лифте на пятый этаж и пройти длинными коридорами до определенной лестничной площадки. Затем спуститься по лестнице на первый этаж, опять пройти по коридору к вспомогательному лифту, который и доставлял его в приемную Ежова, расположенную на третьем этаже.

В этом лабиринте посетителю неоднократно преграждали путь охранники, проверявшие документы у любого человека, будь то сотрудник НКВД или посторонний, имеющий какое-либо дело к Ежову.

Потом пошли массовые аресты следователей, принимавших участие в подготовке московских процессов, и всех прочих лиц, которые знали или могли знать тайны фальсификаций. Их арестовывали одного за другим, днем – на службе, а ночью – в их квартирах. Когда рано утром опергруппа явилась в квартиру Чертока, прославившегося свирепыми допросами Каменева, он крикнул:

«Меня вы взять не сумеете!»