Читать книгу "Самоход. "Прощай, Родина!" - Юрий Корчевский"

Харьковская наступательная операция Красной армии началась 2 февраля наступлением Воронежского фронта. С левого фланга, с юга, его поддерживал Юго-Западный фронт. Продвигались быстро, и уже 8 февраля был освобожден Курск, 9-го – Белгород, 13-го – форсировали реку Северный Донец и вышли к окраинам Харькова – в районе Чугуева. 16 февраля был освобожден Харьков, и к 3 марта вышли на рубеж Рыльск – Суджа – Лебедин – Минковка. Но растянулись тылы, начались трудности с подвозом горючего, боеприпасов, питания. Да и выдохлись войска, неся тяжелые потери.

Немцы подтянули резервы и начали контрнаступление. Под сильным натиском врага Юго-Западный фронт стал отходить, опасно оголяя левый фланг Воронежского фронта. 16 марта Харьков пришлось оставить, поскольку сил удерживать его не было.

Отдельную танковую бригаду, в которой служил Виктор, ввели в действие не сразу. Военнослужащие слушали сводки Совинформбюро, где почти каждый день перечисляли все новые занятые нашими частями населенные пункты. Для многих красноармейцев они не были отвлеченными понятиями, в этих городах и селах жили их родные.

И вот настал день, когда они по приказу стали выдвигаться маршем к передовым линиям. В небе их прикрывали от ударов вражеской авиации наши истребители.

Продвигались днем, люки были открыты, и танкисты осматривали места недавно шедших здесь боев. С обеих сторон от дороги на полях виднелась разбитая и сожженная техника – наша и немецкая. Сгоревшие танки, раздавленные или разбитые попаданием снарядов грузовики – и всюду трупы, большей частью немецкие. Наших убитых хоронили похоронные команды или население освобожденных сел и деревень. Видимо, сопротивление немцев было сильным, поскольку военного металлолома на полях сражения было много. В одном месте, довольно близко друг от друга, стояли четыре сожженные «тридцатьчетверки», а через километр – разгромленная зенитная батарея 88-миллиметровых пушек.

Виктор не сдержался и выругался. Стояли, сволочи, в засаде, ударили неожиданно. Судя по закрытым люкам сгоревших танков, ни одному из экипажей не удалось покинуть свои боевые машины.

На марше в боевых условиях для наблюдения и отражения внезапной атаки нечетные танки поворачивали башни вправо, а четные – влево – так можно было быстрее открыть огонь. Горючего моторы жрали много, через каждые двести километров – заправка, следом за колонной шли бензовозы.

Однако заправка растянулась надолго: в бак каждого танка входили сотни литров бензина, а одновременно из одного бензовоза могли заправляться только два танка.

Пока заправились, по-зимнему быстро наступили сумерки. Но приказ надо выполнять, и продвижение продолжили при фарах, вернее – при одной. На «шерманах» стояла одна фара, да и та подслеповатая. Благо скорость невелика.

Уже к полуночи, изрядно вымотавшись, они достигли района сосредоточения. Кухни безбожно отстали, и танкисты ужинали неприкосновенным запасом – американцы заботливо комплектовали танки спиртовыми подогревателями. Они работали на таблетках сухого спирта, и на них можно было подогреть котелок с остывшей кашей или банку консервов.

Поев, уснули прямо в танках. По крайней мере, в них не дуло и было не так холодно, как на улице. Двигатели не глушили, чтобы не заморозить, к тому же прогретые моторы позволяли в любую секунду начать движение.

Виктору вспомнился «артштурм». Всем неплоха самоходка, но если вечером на морозе заглушил двигатель и не удосужился за ночь несколько раз прогреть, утром завести его уже большая проблема: масло застывало напрочь и силы стартера не хватало провернуть коленвал…

К утру замерзли все, даже в меховых куртках. Танкисты выскакивали из танков, приседали, бегали вокруг боевых машин, разгоняя кровь – в неподвижности человек замерзает быстрее.

Утром подъехала кухня. Танкистов накормили горячей пищей и напоили горячим чаем. На морозе горячее питание – первостатейное дело!

Снова дозаправились. Механики-водители, или, как их именовали сокращенно, мехводы, проверяли моторы и ходовую часть.

А едва рассвело, по рации получили приказ выдвигаться к передовой, до которой было несколько километров. При приближении к позициям врага развернулись в боевой порядок. И Виктор, как командир танка, и наводчик пушки приникли к оптике. На войне кто первый увидел врага и успел выстрелить, тот жив остался.

«Шерманы» с их тихим ходом подошли к передовой, будучи не обнаруженными немцами. Многие наши пехотинцы – да и немцы тоже – впервые видели американские танки.

Немцы открыли огонь с некоторой задержкой.

Танкисты, увидев вспышки выстрелов немецких пушек, делали короткие остановки и стреляли по артиллеристам. Если судить по виду разрыва, американские фугасные снаряды были мощнее наших 76-миллиметровых.

По броне танка то и дело стучали пули, осколки. Пару раз раздались мощные удары от попадания снарядов, но танк не получил повреждений и упрямо шел вперед.

Немного левее курса – вспышка выстрела пушки.

– Леха! – крикнул Виктор наводчику. – Слева двадцать – пушка.

Наводчик довернул башню.

– Короткая, – скомандовал Виктор.

Едва танк остановился, наводчик выстрелил. Попадание было точным, по щиту пушки. Взрыв, взметнулся снег.

– Володя, не спи! Причеши-ка их из пулемета!

Сразу забили два пулемета – курсовой у стрелка-радиста и спаренный с пушкой – наводчика. Разбегавшиеся от разбитой пушки артиллеристы попадали.

– Вперед! – Это Виктор уже мехводу Николаю.

В атаке нельзя останавливаться, быстро подобьют. И так уже два наших танка горят, а один стоит с перебитой гусеницей.

Курсовой пулемет стрелка-радиста бил почти без перерыва.

– Зигзагами давай, не жми по прямой! – приказал Виктор мехводу. Еще перед атакой он инструктировал Николая, да, видно, запамятовал тот в горячке. Первый бой – он всегда самый сумбурный, многие после него не могут вспомнить, – куда они стреляли. Все бежали, и он бежал, все стреляли – и он стрелял – зачастую не видя противника… Это уже с опытом приходило понимание, чувство опасности. Завыла подлетающая на излете мина – падай без раздумий, хоть в лужу. Снаряд или пуля мимо просвистела, а ты не услышал – то уже не твоя, мимо прошла.

Танк ворвался на позицию пушкарей и навалился на пушку, подминая ее под себя. Заскрежетало, застонало, взвизгнуло сминаемое гусеницами железо. Виктор ухватился за пушку, чтобы с сиденья не упасть. Честно говоря, испугался – не перевернуться бы. Но танк помчался дальше. Впереди мелькали фигуры убегающих немецких пехотинцев.

Внезапно раздался сильный удар в корму и двигатель заглох.

Виктор медлить не стал:

– Всем из машины!

Он открыл люк, осмотрелся. Дыма и пламени не видно. Выбираться в бою, на передовой, очертя голову нельзя, запросто можно попасть под перекрестный огонь.

Экипаж уже покинул машину и залег у гусеницы. У двоих – «томпсоны» в руках. Молодцы, не забыли!