Читать книгу "Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг"

писала Барбру Альвинг в “Дагенс нюхетер”.

Некто У. См. в “Свенска дагбладет” отмечал:

“Кризис” Ингмара Бергмана – дерзко реалистичный, разумно анализирующий, яркий и увлекательный рассказ о совершенно будничных вещах. […] Незатейливая драма передана в головокружительном темпе и с массой деталей, создающих настроение. Фильм включает сцены, которые, можно прямо сказать, не уступают высоким достижениям, какие нам доводилось видеть на киноэкране. […] Режиссерский выбор актеров по-своему вызывает неменьшее восхищение, чем сама актерская работа. […] Иными словами, “Кризис” – это событие. За такие фильмы хочется сказать спасибо. Особенно когда их делают не где-нибудь, а в Швеции.

Георг Свенссон в “Бонньерс литтерера магасин” присоединился к критическому отзыву самого Бергмана:

Нижеподписавшийся со своей стороны должен сказать, что редко видел фильм более неудачный, лживый и скучный. […] В бергмановской фантазии сквозит что-то необузданное, нервно несдержанное, вызывающее тревожное впечатление. Он бросается от одной крайности к другой и, похоже, совершенно не способен поддерживать нормальное психическое состояние.

Уже второй раз собственная семья Бергмана посмотрела его работу для экрана. Что же думала Карин Бергман по поводу режиссерского дебюта сына?

Ему, конечно, есть что сказать, и в общем там столько от него самого, что порой становится больно. Больше всего меня тронула Дагни Линд в роли матери. […] Сегодняшние газеты полны хвалебных слов о фильме Ингмара. Однако есть и такие, что задают вопросы и критикуют, но все согласны, что фильм отмечен гениальностью и новизной. Оправдает ли он все эти ожидания? Создаст ли в жизни что-то по-настоящему значительное?

Стина Бергман, начальница сценарного отдела “Свенск фильминдустри”, на следующий день после премьеры позвонила в пасторский дом и сказала Карин, что, как ей кажется, Ингмар, ее подопечный, прямо-таки пугающе похож на ее мужа, давным-давно покойного Яльмара Бергмана.

В Хельсингборге у Ингмара Бергмана была квартира, но жил он там редко. Большей частью они с Эллен обретались в ее квартирке “наискосок через улицу, с уборной во дворе”, и питались готовой едой, купленной в бакалейном магазине, рассказывал он в радиоинтервью 1985 года.

Карин Бергман довольно долго старалась разобраться, что могут означать для сына отношения с Эллен Лундстрём. Надеялась, что это по-настоящему всерьез и “сохранится всю жизнь”. Но фотографию Эвы она впервые увидела лишь в начале апреля, когда Ингмар приехал в Стокгольм. Карин Бергман разрывалась между лояльностью к бывшей жене сына, Эльсе Фишер-Бергман, которой очень сочувствовала, и сознанием, что так или иначе ей не миновать встречи с “новой женщиной”, как она окрестила Эллен Лундстрём. Даже в дневнике, видимо, еще не могла называть ее по имени.

В начале июня 1946 года Карин Бергман поехала в Хельсингборг повидать сына и свою будущую невестку номер два. Она тогда гостила в Сконе у друзей и проснулась ни свет ни заря, в нервном напряжении перед встречей. Ингмар Бергман встретил мать на автобусной остановке. Он явно был рад и сердечно улыбался, шагая с нею на квартиру, где вместе с дочерью Эвой ждала Эллен, опять беременная. Малышка Эва, которой сравнялось уже девять месяцев, произвела на Карин Бергман до боли глубокое впечатление. “Большие, бездонные, печальные глаза, неотрывно следящие за мной”, – записала она вечером в дневнике.

Ингмар Бергман показал матери театр, да и в целом день прошел благополучно: “Во всех наших разговорах царило полное взаимопонимание”. Когда сын по работе уехал в Стокгольм, она осталась у Эллен Лундстрём, и они имели возможность поговорить “по душам”. Карин Бергман сделала большой шаг в знакомстве с будущей женой сына, хотя, по обыкновению, колебалась между крайностями. С большим удовольствием она отметила, что в Эллен чувствуются “надежность и честность”, хотя вместе с тем и некая отчужденность. Однако надеялась, что сын наконец-то встретил человека, который сумеет его вытерпеть.

Если первую жену Ингмар Бергман письмами не радовал, то с Эллен переписку возобновил. Они писали друг другу почти каждый день. Тон посланий бодрый, скорее товарищеский, чем чувственно-тоскующий, а начинались они обычно фразами вроде “Привет, милая старушка” и “Послушай-ка, дядюшка!”, но порой закрадывалось и “Любовь моя!!”.

Новая семейная жизнь Ингмару Бергману как будто бы нравилась. Осенью предстояла работа в Гётеборгском городском театре, и они переехали туда. Другу Херберту Гревениусу он писал:

Сегодня я дома в Гётеборге, отдыхаю. Как замечательно.

Эллен очень мила со мной, все понимает, и нам бесконечно хорошо вместе. Купили пластинку со скрипичным концертом Моцарта, очень красивая музыка. Спим, едим, читаем, разговариваем и слушаем музыку.

В остальном он большей частью был в разъездах. Его творческая энергия совершенно невероятна, темп работы необычайно высок. Он писал пьесы для сцены и для радио, режиссировал свои и чужие пьесы в театрах Хельсингборга, Гётеборга и Мальмё, снимал фильмы и писал сценарии с такой быстротой, которая невольно приводит на ум 10-е годы и огромную продуктивность режиссера Георга ав Клеркера.

Сидя дома, Эллен тосковала по мужу и мечтала, чтобы настал день, когда у него “в голове не будет 80 пьес и 161 фильма”.

Вот несколько примеров их переписки, заимствованные из книги Микаеля Тимма “Страсть и демоны”.

Ингмар к Эллен:

Не знаю, от чего это зависит – от желез внутренней секреции или от чего-то еще, но я постоянно думаю о тебе, и, во всяком случае, будет чертовски приятно увидеть тебя завтра. Да, это письмо, как я понимаю, приедет одновременно со мной самим, так что удовольствие будет двойное – для меня. Кстати, я обещал написать для тебя небольшую вещицу и сдержу обещание, не нарушу его, ведь иначе ты станешь смотреть на меня весьма скептически и думать: этот малый – варвар из мелких контрабандистов, надо его остерегаться. Наверно, ты все же так думаешь, но хотя бы не по моей вине. Из женщин, каких я когда-либо встречал, ты наименее взбалмошная и не дашь себя одурачить моим шутовством (жаль, но и хорошо). Наверно, я все же тебе нравлюсь. Я – Каспер, ужасный чертик из китайских шкатулок, вот так.

Эллен Ингмару:

Каждый день пишу тебе. И ты это знаешь. А что ты соизволил поселиться там, где не растет ни травинки и почта работает лишь спорадически, то я тут ни при чем. Возьми и выйди вон (просто рифмы ради). Когда вернешься домой, я объятиями выжму из тебя Ингмара. И даже больше.

Эллен Ингмару:

Хочу только пожелать тебе доброй ночи – но для тебя, наверно, получится доброе утро. Завтра утром шофер опустит письмо на вокзале. Мы весь день пробыли у Аниты (Моппа в отъезде), и Эва была в восторге, что может посмотреть на других детишек. Эта благовоспитанная юная дама очень хорошо знает, как надо себя вести! Впрочем, ее папа тоже весьма учтивый господинчик, увлеченный добрыми постановками. Только ее противная мамаша скачет в ресторане по столам и громко кричит после хорошего театрального выступления. Правда, сейчас она всего-навсего большая колода, чинно восседает на своей заднице и думает о любимом Ингмаре.