Читать книгу "Путь князя. Атака на будущее - Роман Злотников"

А того внезапно охватило удивительное чувство, что он находиться как раз в какой-то параллельной реальности, где-то в совершенно другом мире. Где властвуют иные ценности и законы, и то, что в их суматошной Москве считается мелочью, здесь – драгоценность, а то, гоняясь за чем они там были готовы не спать ночами, здесь будет валяться на земле и никто даже не нагнется, чтобы это поднять.

Он посмотрел на Рата и мысленно спросил его: «Рат, а есть что-то, что ценно везде, во всей вселенной?» И Рат, который в этот момент, стоял и смотрел на дальние сопки, внезапно повернулся в его сторону, улыбнулся и медленно кивнул...

* * *

До нужного места они добирались еще несколько часов. У Машкиного отца что-то там не срослось, поэтому на аэродроме не оказалось ни одного готового к вылету вертолета. Так что сначала всех отвели в аэродромную столовую, где их накормили до отвала наваристым борщом и гуляшом. А затем им выделили трехосный «Урал» с домиком вместо кузова под смешным названием «КУНГ», в который они набились, как сельди в бочку, и машина тронулась в путь.

Дорога, по мнению водителя, оказалась не шибко тяжелой. Спецназовцы только три раза выбирались из кузова толкать машину. Так что водитель был доволен, приговаривая:

– Счас еще ничего, а вот через неделю, как все таять начнет, вот тогда держись. Полный финиш!

Наконец «Урал», рыча мотором, въехал в распахнутые ворота какого-то военного городка. Все приникли к маленьким окошкам КУНГа. Некоторое время они в молчании смотрели на проплывающую мимо картину, потом Катя изумленно прошептала:

– Ну ни хрена себе... тут была атомная война?

– Я думаю, нет, – усмехнулся Данька и, повернувшись к остальным, предположил: – Похоже, начальство в Москве крайне серьезно отнеслось к возможности взрыва мощностью в три – пять мегатонн в тротиловом эквиваленте. Вот и загнали нас сюда – в случае чего пострадают только эти развалины и старенький аэродром.

Отец Барабанщицы находился в кабине, рядом с водителем, поэтому Данькиных слов не слышал, а вот сама Барабанщица помрачнела.

Машина довезла их до окраины поселка и остановилась у трех больших бревенчатых изб. Из трубы на крыше одной из них тянулся дымок. Водитель, выбравшись из машины, пояснил:

– Михалыч уже пары развел. Это первые здания в поселке. С них дивизия начиналась. Во все трех избах свое отопление – печи, а не батареи. Потом-то здесь поселковая библиотека была, ну, для гражданского населения, и офицерское общежитие. Для холостяков. А в третьей, знамо дело – баня. Так что – располагайтесь.

– Понятно... – кивнул полковник, – а как со связью?

– Завтра пригоним «КШМ» и довезем на вертолете все, что заказали. А сегодня вас тут Михалыч обиходит. Он в этом поселке почитай всю жизнь прожил. С самого сорок шестого, как дивизию сюда передислоцировали после Японской... Сначала служил старшиной роты, а потом, как в отставку вышел, так истопником в кочегарке работал. И вот еще банщиком. Такие бани устраивал, сам командующий округом каждый месяц сюда к нему попариться приезжал... Так что когда сокращения начались и войска выводить начали, для него, можно сказать, личная трагедия наступила. Он к нам в поселок перебрался, но все не то. Так что когда вчера вечером распоряжение пришло, так он чуть не вприпрыжку к машине бежал... – водитель замолчал, бросил взгляд из-под ладони на опускающееся к горизонту солнце. – Разрешите двигаться обратно, товарищ полковник? А то не успею до свету.

– Давайте, – махнул рукой Кузнецов. А что тут было говорить?

Когда машина скрылась за поворотом, Немоляева провожавшая ее растерянным взглядом, уныло произнесла:

– И сколько нам здесь торчать?

И тут раздался спокойный голос Рата:

– А у кого ты это спросила, Таня?

13

– Главная ценность человека – это свобода!

Катя гордо вскинула подбородок и обвела всех сидящих у костра вызывающим взглядом. Словно приглашая попытаться с ней поспорить.

– А что такое свобода, Катя? – спросил Рат.

Та на мгновение смешалась, но затем с вызовом углубила тему:

– Независимость. Возможность делать то, что тебе хочется. Поступать по своей воле.

– Независимость от кого?

– От всех. Чтобы никто не мог меня заставить сделать то, что я не хочу.

Рат подумал.

– Ну хорошо, о независимости поговорим позже. Давай лучше я спрошу тебя вот о чем – ты видишь разницу между тем, чтобы «делать то, что тебе хочется», и «поступать по своей воле»?

Катя неуверенно покосилась на остальных.

– Ну... нет.

Рат улыбнулся.

– А между тем разница огромная, – он замолчал, обводя задумчивым взглядом горизонт, а затем тихо продолжил: – Бог создал все, что вокруг нас. Во всем – вот в этом камне, в той сосне, вон в той шустрой белке – есть частичка его самого, его овеществленной воли, его... преодоления изначального ничто. Но во всем этом, – он обвел рукой горизонт, – Его и Его воли мало, слишком мало, чтобы все это можно было бы считать Его образом и подобием... Ведь, согласись, не руками же, ногами и не слишком толковой головой мы являемся Его образом и подобием. А именно возможностью обрести волю. Свободную волю. Подобную Его. Но для этого нам необходимо научиться преодолевать в себе животное. Животное не имеет воли, но... оно способно поступать как ему хочется. Делать то, что захочет. Причем, – тут Рат улыбнулся, – буквально все, что захочется, в любой момент и... под любым ближайшим кустиком.

И все тихонько засмеялись, заставив Катю густо покраснеть. А Рат дождался, пока все успокоятся, и так же тихо закончил:

– Поэтому, извини, Катя, но тебе придется выбирать, либо поступать так, как тебе хочется, либо по своей воле, – он замолчал. И все некоторое время сидели, обдумывая его слова.

– И что, значит, только так – либо верующий, либо не человек? – спросила Немоляева. – А если я не хочу всю дорогу поклоны бить. Поститься там... Если мне нравиться жить весело, ходить на дискотеки. Так я что же, не человек?

Рат улыбнулся.

– Ну, если я так сильно замучил тебя своими постами и поклонами, то да...

Тут все снова засмеялись. А Рат между тем продолжил:

– Но если ты спрашиваешь меня, будешь ли ты, став человеком, жить так, как тебе нравится, то могу тебе ответить совершенно точно – будешь. Просто, то, что тебе будет нравиться, немного поменяется. Но это же произойдет в любом случае. Разве не так? Вот, смотри, маленькому человечку, ребенку, сначала нравиться ползать, а не ходить. Сосать пальцы. И... писаться в штанишки, а не на горшок...

Новый взрыв смеха был более громким.

– А что, – продолжал Рат, – это же так весело и прикольно. Тут же поднимается суматоха – мама хватает на руки и несет в ванную. Откуда не возьмись – появляется новая одежда. Ты все это время находишься в центре внимания. Если у родителей гости – так все они сразу побоку, и все занимаются только тобой. Чистый гламур! – Рат делано сокрушенно вздохнул. – Да уж, с тех пор, как придумали памперсы, у детей сразу стало намного меньше возможностей по настоящему гламурного самовыражения...