Читать книгу "Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Михаил Полторанин"

Сторонники тотальной приватизации все время жужжат в уши народу, будто национализированная тяжелая промышленность (и вся группа «А») — это бегун на спринтерские дистанции. А на длинных расстояниях она соревнования с капиталистами не выдерживает. Вот и в Советском Союзе людей к первым большим Успехам двигал страх, а страха не стало — победы закончились.

Интересный аргумент. А разве не на страхе держатся все иные системы? И крупным капиталистом и мелким заводчиком тоже движет страх — страх разорения. А что держит в рамках политиков Запада? Боязнь: как бы не потерять место и не получить волчий билет! И чиновник, не важно, какую общественную формацию он представляет, работает тогда хорошо, когда ощущает над собой домоклов меч страха — страха быть вышвырнутым за некомпетентность, безделье или потерять свободу за взятки и откаты. Это вседозволенность, ставшая нормой жизни представителей власти, подкосила нашу экономику. Ведь российский чиновник без совести и страха — это же не человек. Это горилла со связкой тротиловых шашек, да еще верхом на носороге. Раздолбайство власти, круговая порука в чиновничьей среде несут одни беды и современной капиталистической России.

Я рассказал Бочарову о своей истории с научным институтом: не пригодится ли?

— Не знаю. По идее прокуратура должна рассматривать силаевский вопрос в комплексе, — ответил Михаил Александрович. — Что расследовать — их дело. Через пару дней отвожу документы генпрокурору — поручение нашей комиссии. И Ельцин дал добро.

Через несколько дней мы встретились: как дела? Бочаров пожал плечами: «Какая-то игра там наверху».

— Меня пригласил к себе Рыжков и попросил не передавать дело в прокуратуру, — сказал Михаил Александрович (Николай Иванович Рыжков в ту пору — Председатель Правительства СССР. Видимо, они созвонились с Ельциным). — Он отправляет Силаева досрочно на пенсию, пусть уйдет по-доброму. И Борис Николаевич занял ту же позицию. Так что обращаться в прокуратуру бесполезно.

Еще через какое-то время я зашел в кабинет к Борису Николаевичу, там была группа шахтеров. Они просили помощи. Приоткрыв дверь, заглянул Бочаров, и Ельцин обрадованно показал рукой в его сторону, как на палочку-выручалочку:

— Вот будущий глава правительства, с ним решайте вопросы.

До этого Борис Николаевич сказал Бочарову, чтобы он начал вести переговоры с кандидатами в члены правительства. И Михаил Александрович, не афишируя, занимался формированием команды. Например, бывшему председателю Госплана Татарстана депутату Юрию Воронину он предложил пост вице-премьера по экономике. Тот собрался советоваться с членами своей фракции в парламенте.

Что было дальше, вспоминал сам Воронин: «Вечером меня и заместителя Председателя Верховного Совета РСФСР Бориса Исаева срочно вызвал со съезда народный депутат Мухаммат Сабиров, бывший в то время Председателем Совета Министров Татарской АССР. «Срочно идем к Силаеву, — сказал он нам, — Он только что позвонил. Завтра его будут представлять на должность Председателя Совета Министров РСФСР». «А как же Бочаров?» — изумились мы. «Не знаю, — ответил Сабиров, — представлять будут двоих-троих, в том числе, возможно и Бочарова. Но Борис Николаевич будет поддерживать Силаева. Иван Степанович начал вести переговоры с фракциями и региональщиками, просил нас подъехать». Через день Силаев был утвержден Верховным Советом в должности предсовмина, а затем и съездом».

Даже для политики трюк неожиданный!

По депутатским фракциям передали призыв Ельцина: голосовать не за Бочарова (он тоже выдвигался), а за Силаева. Того самого Силаева, зама Рыжкова, которого его шеф с Ельциным намеревались прикрыть от прокуратуры отправкой на пенсию. А вознесли во-он куда!

Так круто развернуть упрямого Председателя Верховного Совета России — нужна большая политическая сила. У кого же она нашлась? У Михаила Сергеевича.

Накануне состоялась «тихая» ночная встреча Ельцина с Горбачевым, куда Борис Николаевич пришел со своим мнением, а вышел, так сказать, с решением «высших инстанций». Что-то насторожило их там «наверху» в Бочарове: человек идеи, бескомпромиссный, держаться за должность не будет. Значит, управлять им невозможно.

Помощник Михаила Сергеевича Анатолий Черняев записал в те дни в своем дневнике: «Силаев, премьер-министр России выступил за частную собственность (полная метаморфоза у технократа). Кстати, Бочарова взять в премьеры Ельцин побоялся, а взял Силаева, хотя это был человек Горбачева. Чудеса, да и только!»

Наверно, Черняев тоже не все знал о взаимоотношениях Михаила Сергеевича с Борисом Николаевичем. А удивлялся не только он. Это потом я, случай за случаем, стал понимать: Ельцин уже не самостоятельная фигура. А тогда из его путанных объяснений выходило, что ему нужен премьер, которого чиновники Центра считают своим. Так, якобы, легче будет выпрашивать для России поставки товаров и материалов.

Выпрашивать у кого? Ельцин, оправдываясь, словно забыл, что он сам «протолкнул» на съезде постановление, по которому Совет Министров РСФСР выводился из подчинения Союзного правительства, МВД республики переподчинялся Совету Министров РСФСР, учреждались российские банковская и таможенная системы, а новому правительству поручалось заключить прямые договоры с союзными республиками и иностранными государствами.

Постановление имело силу закона. Это был официально оформленный уход России из семьи СССР, уход со всеми пожитками. И реакция кремлевской власти на него — гробовое молчание. Создавалось впечатление, что там заранее знали о готовящемся сюрпризе Советскому Союзу.

Я сказал Ельцину: поскольку дело с Бочаровым не выгорело, то и мне не стоит входить в правительство и создавать там министерство печати. Силаев совсем другой премьер.

— А какая вам разница, кого назначили премьером? — удивился Борис Николаевич. — Премьер сам по себе, он отвечает за экономику, а вы сами по себе — у вас идеология. Идите, как договорились, в министры, будете чаще иметь дело со мной и Верховным Советом. Я Силаеву подскажу, чтобы он помогал нам активнее.

Разница, конечно, большая: или работать с демократом-единомышленником или с заскорузлым бюрократом, засланным в российскую власть одной из кремлевских группировок. Но прав Ельцин: нам с премьером не детей крестить. У меня своя программа действий, с которой я шел в народные депутаты СССР, ее и надо выполнить в любых обстоятельствах. Тем более, что мои планы совпадали с позицией членов Верховного Совета РСФСР.

4

За несколько дней до этого разговора, когда еще продолжалась работа съезда, мы собрались в кабинете Бориса Николаевича — он, Белла Алексеевна Куркова и я. Обсуждали, как создать в России свои телерадиокомпанию и информационное агентство. Республика тогда этого ничего не имела.

Народный депутат Куркова — основательница и главный редактор популярнейшей передачи из Ленинграда «Пятое колесо», была хорошим профессионалом. Ельцин любил эту передачу, а Беллу Алексеевну обожал за смелость и бескорыстие. И она в нем души не чаяла. Между ними были доверительные отношения. (Правда, через два года на одном из представительных совещаний Куркова, разобравшись, назовет Бориса Николаевича с трибуны попом Гапоном. Я сидел в президиуме рядом с Ельциным — он был с бодуна, нервно катал рукой по столу карандаши и мычал: «Разлюбила! Разлюбила!» Хотел подняться и уйти, но я придержал его за руку).